"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— О чем? — юноша не поднимал глаз от льняной скатерти.
— Не знаю, — Марта поцеловала русую голову. «Скажи все равно, он поймет. И давай, — она потормошила Дэниела, — они на лодке потом собрались кататься, пойди, посмотри, как там, на реке, не холодно ли».
Темза текла спокойно, и Дэниел залюбовался золотыми листьями ив, что росли вдоль берега. Он присел на еще зеленую траву, и, посмотрев на семью лебедей в заводи, подумал:
— И правда, может, сказать отцу? Он поймет, он сам молодым женился, девятнадцати лет. Но Эухения ведь меня старше, да еще испанка. Господи, ну что же делать? — он опустил голову в руки и внезапно разозлился:
— Наплевать. Я ее люблю, она меня тоже. Все будет хорошо. Господи, — он вдруг застыл и почувствовал, что краснеет, — а если дитя? Ведь могло так быть, могло. Бедная девочка, ну как я ее посмел оставить? Да, сам едва не умер, валялся с лихорадкой, руку хотели отрезать — но все равно, как я посмел? Простит ли она меня?»
Лебеди подплыли ближе, и Дэниел, глядя на белоснежных птиц, сказал себе: «Все равно. Я должен, должен ее увидеть. А там, — будь, что будет».
Марфа налила на донышко бокала женевера и протянула донье Хане. Та все рыдала, сидя в большом, обитом бархатом кресле, что стояло в углу опочивальни.
— Одно лицо, миссис Марта, — женщина отпила и опять расплакалась.
— Будто сыночек мой старший передо мной стоит. Давид только повыше был, и волосы у него темные, а у мальчика — черные совсем, будто вороново крыло. И ведь тоже врач, как отец его. Ах, миссис Марта, миссис Марта, — донья Хана вытерла щеки кружевным платком, — ну как нам благодарить-то вас, я уж и не знаю.
Марфа забрала у доньи Ханы мокрый платок и вытащила свой. «Это не меня, — ласково сказала она, — это мистера Джованни, он ведь Иосифа вырастил, выучил его, заботился о нем, как о своем сыне».
— Праведник, — твердо сказала донья Хана. «Истинный праведник». Женщина глубоко вздохнула и поднялась:
— Ну, пойдемте в гостиную-то, сколь жива буду — не смогу на внука своего насмотреться, миссис Марта. Вы же деток не теряли, упаси Господь, а как Эстер покойница нам сказала, что Давида убили — так я и не знала, переживу ли это. И Эстер тоже, — донья Хана чуть помедлила, — понимаю, почему девочка-то про Иосифа не говорила, все же не знала — жив он, или умер, и где мистер Джованни тогда был.
Марфа поддержала женщину за локоть и твердо ответила: «Все это неважно, донья Хана.
Внук у вас есть, и какой внук! А остальное — что было, то было, а семья — она всегда семьей останется».
— Господь не заповедовал злобу таить, — согласилась донья Хана, спускаясь по узкой, покрытой ковром лестнице, — наоборот, — как Он милосерден, так и мы должны быть милосердны.
Мужчины сидели за большим столом, и юноша, поднявшись, озабоченно спросил: «Все в порядке, бабушка?».
Донья Хана поцеловала его в лоб: «Как я тебя увидела, милый мой, так у меня теперь до конца жизни все хорошо будет».
Джованни, улыбаясь, посмотрел на женщину и сказал: «Ну, дон Исаак, вы расскажите жене-то, что мы тут решили».
Старик взял донью Хану за руку:
— Придется, нам, дорогая моя, опять, на старости лет, в Амстердам возвращаться. Иосиф учиться должен, дело это сама, знаешь, небыстрое, а мальчик в семье должен жить, не у чужих людей. В дом этот пусть Эфраим переезжает, — ну, сын наш средний, дядя твой, — он повернулся к внуку, — у него четверо детей, как раз места всем хватит. А Мирьям как захочет — захочет, пусть в Амстердам с нами едет, или тут остается, в своих комнатах».
Дон Исаак ласково погладил внука по голове: «Все будет хорошо. А если на Святой Земле придется тебе жить, — там у нас тоже родственники есть, семья Эстер покойницы, будешь под их крылом. Так что отправляйся в усадьбу к миссис Марте, а мы пока складываться будем».
— Я же вам говорила, миссис Марта, — усмехаясь, сказала донья Хана.
— Что говорила? — подозрительно спросил ее муж.
— Что надо нам жить в Амстердаме, что же еще? — пожала плечами женщина и не выдержала — рассмеялась.
Когда они уже вышли на улицу, Джованни обернулся к Марфе: «Господи, как подумаешь, что там, в Лиме, на моем месте мог оказаться другой человек…»
— Ну, значит, Всевышний, тебя именно для этого туда и послал, — тихо ответила ему Марфа.
«А как же иначе?».
Низкое, закатное солнце освещало золотые купы деревьев вокруг серой, простой церкви, и проселочную дорогу, что вела к усадьбе.
Темза играла в лучах заката, дул теплый, немного влажный западный ветер. Марфа сказала: «Вот приедем, поздороваетесь с Тео, и сразу ложитесь. Тут воздух свежий, деревенский, дети хорошо спать будут».
Возок заехал в раскрытые ворота усадьбы и Мияко-сан, удерживая на руках Пьетро, ахнула:
«Как тут красиво! И даже ручей есть!»
— Тут просто, — ответила Марфа, открывая дверцу, — но детям хорошо. Смотрите, вон и Марта с ребенком своим, и Дэниел.
Мужчины спешились и Волк, помогая Мияко-сан выйти из возка, весело заметил: «Ну, вот и Дайчи, и Марико-сан, уже, наверное, и не чаяли их увидеть».
Женщина низко поклонилась, и Марфа шепнула Джованни: «Смотри-ка, сколько лет уже, как все они из Японии уехали, а все равно — кланяются, даже зять мой, как жену твою увидел — и то».
— А это у них навсегда, — смешливо ответил ей мужчина, — и знаешь, — мне даже нравится.
— Сэнсей, — задумчиво сказала Марфа. «Ну, кому бы, не понравилось».
— Здравствуйте, Хосе-сан! — звонко проговорила Марта. «Смотрите, сыночек, у меня какой, годик ему, Грегори зовут, в честь деда, ну, отца мужа моего».
— Дайте-ка, — велел Хосе. Он ловко принял дитя и, пощекотав его, рассмеялся: «Ну, ты у нас толстый какой! Ты ешь, не стесняйся».
— Какое там стесняться! — махнула рукой Марта, но тут, Анита дернула Хосе за рукав рубашки и спросила: «Мальчик или девочка?».