"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

Он вспомнил высокую, темноволосую, зеленоглазую девочку, что играла с ним и Николасом и подумал: «Ну, конечно, шлюха. Дорогой папа, я смотрю, до конца дней своих ни одной юбки не пропускал, троюродную племянницу в свою постель уложил, развратник».

— Очень жаль, — тихо сказал Майкл, вслух. «Давайте я за них помолюсь — за кузину Тео, за мужа вашего покойного».

— Мы ведь даже не знаем, где могила сэра Роберта, — горько, глядя на вечерний, густой туман, что поднимался над рекой, отозвалась Мэри. «Энни,

бедной, так тяжело, она ведь ребенок еще…

— Вам ведь тоже, — ласково ответил Майкл.

Мэри вдруг, кусая губы, сжав пальцы, отвернулась.

— Вы поплачьте, — Майкл взял ее за руку. «Я помню, как наша матушка умерла, — вы ведь в ту ночь родились, — мы с Ником плакали, сильно. Нам ведь тогда шесть лет было. И потом, у папы, на «Святой Марии», тоже плакали — каждую ночь».

— Но ведь он рядом с вами был, — вздохнула Мэри. «Я тоже, — Энни утешаю, но ведь отца ей уже не вернешь…»

— Рядом, — едва слышно произнес Майкл, вспоминая узкий, темный чулан при камбузе, где спали они с братом. «Да, рядом, кузина Мэри».

Она вдруг прижалась лицом к его плечу и сдавленно сказала: «Простите. Я сейчас. Так иногда одиноко…

Майкл погладил короткие, белокурые, мягкие волосы, — от нее пахло дымом, лесом, речной водой, и нежно ответил: «Я тут, кузина Мэри. Я с вами, я рядом».

Мужчина услышал короткие, сдавленные рыдания и холодно подумал:

— Нет, она в постель прямо сейчас не ляжет, я же вижу, не из таких, осторожная. А было бы хорошо, конечно, тем более, если она бы забеременела. Сыновья мне нужны. Ладно, где у нас тут можно повенчаться, поблизости? В Тромсе, да. Вот там и повенчаемся.

— А потом, — сразу в Лондон, — он едва удержался, чтобы не рассмеяться. «К маме под крыло, так сказать. Лондона, ты у меня, дорогая, до конца дней своих не увидишь, обещаю. Девке этой ее, Энни, наверняка какое-то наследство после отца осталось. Тоже славно, пригодится».

Он достал платок и вложил его в тонкие пальцы. Мэри вытерла лицо и улыбнулась:

«Спасибо вам, кузен Майкл, извините меня».

— Ну что вы, — он поцеловал ее руку и поднялся: «Вы ешьте, а я пока воды принесу. И ни о чем больше не думайте, кузина Мэри, все будет хорошо».

Женщина проводила взглядом прямую спину, широкие, мощные плечи и сказала, глядя на спокойное, милое, сонное лицо дочери: «Все будет хорошо, Энни, милая. Все закончилось, теперь все будет хорошо».

— А почему вы не женаты, преподобный отец? — Энни подняла голову, посмотрев на Майкла, и тут же, покраснев, сказала: «Простите, я не должна была…»

Они стояли на берегу Двины и Майкл, глядя на темную полоску леса напротив, мягко ответил: «Ничего страшного, милая. А я, — он улыбнулся, — ну, вот, не встретил пока той, с кем хотел бы повенчаться и жить вместе, до конца дней наших».

— Мне теперь так хорошо, так спокойно, — после недолгого молчания сказала девочка.

«Спасибо, что мы за душу, папы помолились. В их церквях, — Энни презрительно сморщила нос, — шумно, золота много, иконы эти. Я там не могла ничего делать, неуютно было. А у вас — уютно.

— Умница, — усмехаясь про себя, подумал Майкл. «А, как доберемся до земли обетованной, — тебе еще уютнее станет. А если откроешь рот, то отведаешь от Писания, сказано же: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его». Дочь тоже, разумеется, и еще строже — женщина должна с детства научиться покорности и молчанию».

— Они же язычники, — вздохнув, ответил священник. «Как католики, только еще хуже. Ты же читала Библию, милая…

Энни кивнула и тихо проговорила: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им».

— Конечно, — Майкл погладил ее по голове. «Это ведь Десять Заповедей, а они, — он указал на купол церкви ниже по течению реки, у острога, — их нарушают. Разве так должны себя вести христиане?

Энни помотала головой и вдруг сказала: «А можно мы еще помолимся? Ну, если у вас есть время, конечно, преподобный отец…

— Просто дядя Майкл, милая моя девочка, — улыбнулся он. «Я все-таки твой родственник, хоть и дальний. И помни — у священника нет своего времени, оно принадлежит прихожанам. Ну, вот вам, например. Пойдем, — он взял ее за руку, — уже и обедать пора. А на следующей неделе мы уезжаем, я вас с мамой довезу до Лондона и там расстанемся».

— А вы куда? — удивленно спросила Энни, когда они шли по берегу реки вниз, к складам и пристани.

— В Новый Свет, — вздохнув, ответил Майкл. «Там основывают первую английскую колонию, буду там священником, ну, и туземцам стану проповедовать. Я ведь уже трудился миссионером, на Яве, в джунглях».

— И вам не страшно? — восхищенно спросила Энни. «Там же опасно, наверное! Как вы там будете, один?

Майкл посмотрел на яркое, теплое солнце, и, услышав крики чаек, вдруг нагнулся и поцеловал белокурый затылок: «Ну, я столько лет один, милая, привык уже. Ничего, справлюсь».

Энни вздохнула и еще крепче взяла его большую руку.

— Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу, — усмехнулся про себя Майкл. «Все правильно, еще несколько раз с ней помолимся, и она сама уложит мать мне в постель. А кузина моя, сразу видно, ради дочери все, что угодно сделает. Вот и прекрасно.

— Если хочешь, — ласково сказал мужчина, когда они уже подходили к фактории, — мы с тобой можем посидеть, позаниматься. Мама пусть отдыхает, а я могу проверить, как ты пишешь, подиктовать тебе. Я ведь знаю и французский, и немецкий, не только русский.