"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Да ну, это просто царапины, — хмуро отозвался Петя. — Пустяки.
Вопреки ожиданиях, Феодосия не стала ругать детей, только помазала племяннику щеку рану темной, пахнущей травами мазью и отослала обоих умываться и переодеваться.
— Я нашел для вас женское седло, — сказал Джеймс, когда они выводили лошадей из конюшни. — Марфа ездит по-мужски?
Феодосия погладила темно-серого в яблоках коня.
— Ездит. Отец ее так научил. Оно и удобней, пока она маленькая. Потом на женское пересядет. Меня тоже отец в седло посадил, а Петину мать покойницу муж учил. А на Москве это и не принято, редко кто из боярынь верхом умеет.
— Стивен рассказывал про родителей. — Маккей легко подсадил женщину в седло. — Не отвечайте, если не хотите, но все же как не мстить за такое?
— Степан мстил, — горько вздохнула Феодосия. — Однако ж то царь — выше он суда человеческого, а Божий суд нескорый, да и кто мы, чтобы торопить Всевышнего?
— А Питер? Он не станет мстить, когда вырастет?
— Когда он вырастет, все быльем порастет.
— Есть вещи, которые не забываются.
— А вы мстили?
— Да. Я мстил пять лет, с той поры как бежал из плена. Искал и мстил.
— И что теперь? — Узкая белая рука натянула уздечку.
— Не знаю.
Степан еще раз пересчитал золото и подвинул его Клюге. Тот поставил свою подпись под распиской.
— Можно было и без этого, герр Мартин.
— Нельзя. Эти деньги не будут просто так лежать, зачем нужно золото, если оно не приносит дохода? Я пущу их в оборот, и в любой момент ты получишь обратно и основной капитал, и проценты.
— Мне они зачем? — пожал плечами Степан. — Я на берег раз в год схожу, пусть лучше для Пети лежат.
— Петер после моей смерти и так все получит, а тебе сегодня не нужно, а завтра вдруг да и понадобится. Тебе еще семьей обзаводиться. И вот еще что, будешь в Лондоне, зайди к стряпчему, моему знакомому, адрес я дам, завещание напиши.
— Да что мне завещать? Шпагу разве что.
— А ты к стряпчему иди не до того, как с людьми своими будешь говорить, а после, — посоветовал Клюге. — Потому как до чего вы договоритесь, неизвестно, а если с тобой в Новом Свете что случится, то Петер — твой законный наследник, и не как со мной — по дарственной, а по крови.
— Зайду. А вы не тяните с отъездом, зимой война начнется. Насчет складов и дома в Англии не беспокойтесь, я позабочусь. Здесь продавать будете?
— Да уж за бесценок придется. Мало охотников дома перед войной покупать. Когда вы отчаливаете?
— Как пеньку привезут да загрузят, так и снимемся.
Проводив Степана, Клюге разложил на столе торговые книги и углубился в вычисления.
Несмотря на расходы на переезд, он все равно оставался в выигрыше, да в таком, что хватало и на обустройство в Лондоне, и на учебу Петера и — если действительно он так выгоден, как его расхваливают, на вложения в новомодный товар — табак.
«Португальцы с испанцами пока раскачиваются, — думал Клюге, — вот бы у них это дело и перехватить. Пока только моряки курят, прибыль мизерная будет, а если из кабаков табак во дворцы перекочует, тут совсем другие барыши. Вон как кофе, начали его в Венеции пить, и то ворчали, мол, не христианский напиток, а сейчас итальянцы его и сюда привозят. Однако чтобы кофе торговать, надо с берберами возиться, а у меня на это ни сил, ни желания нет.
Стефан говорил, что португальцы в Гоа пьют какой-то «ча», вроде из Китая, но это опять Восток, стар я уже для этого. Нет, табак, табак, надо и Никиту на это дело подбить, кстати.
Оно и Новый Свет поближе Китая будет.»
Клюге убрал документы и пошел в аптеку. Прежде чем вкладываться в диковинное зелье, надо бы поспрошать герра Штейна, от каких хвороб он исцеляет.
Всадники спешились на краю березовой рощий, у подножия холма, на котором торчали серые, поросшие мхом развалины замка.
Петя с Марфой помчались лазить по камням, — если повезет, там можно найти старую, изъеденную ржавчиной подкову или монету.
— Холодная, — попробовала воду Феодосия. — Осень скоро, деревья уже желтеют.
— Там, где я вырос, не было лесов. Только в горах, на юге сосны, березы, еще южнее дубы и вязы. У нас только море и трава. Она даже зимой зеленая.
— Вы с детства мечтали о море?
— Нет. У нас на севере нет своих моряков, к нам норвежцы ходят. Я младший сын, но земли у нас было много, никто меня из дома не гнал, я сам себя выгнал. Добрался до Инвернесса, нанялся на норвежский корабль, так и пошло.
— И в плен вас на море взяли?
— Нет, на земле. — Маккей усмехнулся. — Я думал, что если вышел сухим из одной морской стычки с пиратами, мне тогда шестнадцать было, так на земле они меня не достанут. А вышло, что ошибся. Эй, искатели, нашли что-нибудь? — крикнул он детям, помахав им рукой.
— Тут много всего, можно мы еще поиграем? — донесся возбужденный голос Пети.
Феодосия улыбнулась.
— Пусть их. Сейчас Петя в Лондон уедет, мы с Марфой домой, когда еще свидятся?
— Домой… Хотел бы я тоже вернуться домой.
— А почему не возвращаетесь? — Она подошла к ручью. — Гляньте, форель.
Маккей присел у воды. В прозрачной воде серебрились юркие рыбешки.
— У нас реки мелкие, порожистые, но бурные. Рыбы много, хоть руками лови. Миссис Тео…
— Почему вы меня все время зовете «миссис»?
— Я так привык. — Джеймс помолчал. — Мою жену тоже звали «миссис». Миссис Маргарет Маккей. Только я звал ее Мэгги.
— Вы были женаты?
— Я и сейчас женат. Мэгги жива. Только лучше бы она умерла.
В первый раз его поймали быстро — пески негостеприимны к чужакам. Он не знал, как найти воду, и помнил только одно — надо все время идти на север. В горах он видел ручьи, а за горами лежала прибрежная равнина и море. Море означало свободу.
— Ты меня разочаровал, — с обидой сказал работорговец, когда его стаскивали с лошади, избитого, измученного жаждой. — Теперь придется бить тебя кнутом, потом твои раны загноятся, и ты умрешь. А я надеялся выручить за тебя хорошую цену.