"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Можно не бить, — попытался усмехнуться растрескашимися губами Маккей и, охнув, схватился за ребра, получив удар тяжелой палкой черного дерева.
— Я бы мог урезать твой лживый франкский язык, но тогда ты точно сдохнешь. Я дам тебе десять ударов. Если выживешь, хорошо, не выживешь — такова воля Аллаха.
Он выжил.
— Я называю вас так, потому что не смею называть иначе.
— А вы посмейте, — Феодосия коснулась его руки, но тут же отдернула пальцы, будто обжегшись.
— Тео. Тео.
С холма с веселыми криками наперегонки сбегали дети.
— Это арабская монета, — Маккей потер тусклый серебряный диск. — Видишь, — показал он Пете, — какая вязь.
— А вы знаете арабский, мистер Джеймс?
— Да уж за пять лет пришлось выучить.
— А расскажите, как вы бежали из плена, ну пожалуйста, — попросила Марфа.
— Марфа, не приставай! — одернула ее мать.
— Не ругайте ее, — Маккей запнулся и чуть покраснел, — миссис Тео. Сейчас уже не так страшно все вспоминать, дело прошлое. Так вот, привели меня к наместнику султана Салиху Рейсу, и тот пообещал, что назавтра в полдень мне отрубят руку.
Марфа испуганно пискнула.
— А руку мне должны были отрубить, потому что я до этого уже дважды пытался бежать.
Когда меня поймали, я был ранен, и наместник приказал меня вылечить перед казнью. Ко мне прислали арабского лекаря, я оглушил его, забрал одежду и выбрался из крепости.
Добрался до порта, а там уже все было просто. Только вот пришлось прыгать в зимнее море, в шторм, чтобы доплыть до Сицилии.
Дети слушали, затаив дыхание, боясь пошевелиться, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Вот, собственно, и вся история. Ну что, домой, или еще поиграете?
— Еще, еще!
Феодосия улыбнулась.
— Бегите, только недолго. Джеймс, вы так хорошо ладите с ними. У вас есть дети? — спросила она, когда Петя с Марфой перебрались на другую сторону ручья.
— У нас был сын. Александр. Его назвали в честь моего отца.
— А где он сейчас? — Увидев, как исказилось его лицо, Феодосия отругала себя за бестактность. — Простите, капитан.
Он долго всматривался в водяные брызги, разлетающиеся от камней.
— Помните, Тео, вы меня спрашивали, могу ли я вернуться домой?
— Да, — кивнув, выдохнула она.
— Иногда мне кажется, что я уже вернулся.
«По всему выходит, родная моя, что скоро свидимся мы в Новгороде. Батюшка твой сказал, что дела, заради которых ты в Колывань поехала, подходят к завершению. Так и я по цареву приказу к Покрову должен вернуться на Москву. Так что начинай потихоньку собираться. Скучаю по тебе и Марфуше, аж мочи нет».
Беспомощно повисла рука, держащая письмо. Никогда с ней не было такого, будто стоит она перед волной, что вот-вот захлестнет ее, и не знает, то ли броситься в нее, то ли отступить.
— Маменька! — Феодосия и не заметила, как рядом оказалась Марфа. Девочка устроилась у нее под боком и положила ей голову на колени. — Скоро мы домой поедем?
— А ты домой хочешь, Марфуша? — Женщина погладила дочь по голове.
— Очень, — вздохнула та. — Я по батюшке скучаю, долгонько его не видела. И по дедушке тоже, и по Барсику, как он там без меня? — Марфа подняла голову. — Ты что, плачешь?
— Не плачу, что ты, сейчас ответ кормильцу нашему писать буду, если хочешь, тоже ему напиши, он порадуется.
Высунув от усердия язык, Марфа старательно выводила ровные буквы. Над серым морем длинной чередой ползли тяжелые, набухшие дождем тучи. Где-то далеко, на краю земли стоял белый домик с огнем в очаге, ветер шевелил изумрудную траву, она носила под сердцем дитя.
— Марфуша, тебе к учителю сейчас идти?
— Да, — Марфа сложила листок и протянула матери. — Вот, дописала.
— Хорошо, — рассеянно отозвалась та. — Сбегай в порт, надо передать записку на «Клариссу».
— Степе?
— Нет, капитану Джеймсу. Герр Штейн велел передать, что лекарства готовы. — Феодосия запечатала записку воском и отдала дочери. — Беги, а то опоздаешь.
Когда внизу хлопнула входная дверь, женщина прошептала: «Прости, Господи». За окном заморосил мелкий осенний дождь.
Феодосия сидела за большим аптечным столом, и смотрела на струйки воды, стекающие по окну.
— Тео, — он стоял, как тогда, прислонившись к косяку двери.
— Герр Штейн приболел. — Феодосия не обернулась. — Снадобья ваши все собраны и запечатаны, забирайте.
— Тео. — Он подошел ближе. На его черных волосах блестели капли воды. — Больше всего на свете я хотел бы забрать тебя с собой. — Маккей накрыл ее пальцы ладонью и Феодосия смятенно подумала, что еще одно движение, и ее мир разлетится вдребезги.
— Тебя и Марту. Если бы я мог, я бы увез тебя на север, и вы бы ждали меня с моря, и у нас были бы еще дети. Если бы я мог, я бы прожил с тобой, сколько отмерено Господом и всю оставшуюся жизнь благодарил бы за Его милость. Я и забыл, Тео, как это бывает, когда хочешь чего-то, кроме мести.
— А ты вспомни. — Она не смела ни поднять глаз, ни прикоснуться к нему.
— Сначала я хотел только мстить. Теперь не хочу.
— Ты отомстил?
— О да, — Маккей недобро усмехнулся. — Только не знал я, что месть была впустую. А когда узнал, когда я нашел ее, то было поздно, убитых не воскресить.
— Где она? — Феодосия избегала его взгляда.
— Я долго искал. Собирал деньги для выкупа, ходил с контрабандистами, продавал секреты, лгал, убивал. Я нашел. Мне передали от нее записку: «У меня трое детей, я счастлива, забудь обо мне».