"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Гудзон стиснул зубы и протянул ему клинок.
— А мой корабль? — Генри хотел, было выругаться, но сдержался.
Человечек пожал плечами: «Барк задержан, со всем экипажем, до особого распоряжения. На берег сходить запрещается».
Мэри увидела испуганные глаза детей и, поймав взгляд Генри, едва заметно дрогнула ресницами. Тот сказал, одними губами: «Я люблю тебя», и, цепляясь рукой за трап, стал спускаться в шлюпку.
Женщина, было, хотела подойти к детям, но путь ей преградили скрещенные мушкеты.
— До окончания обыска все остаются на своих местах, — лениво сказал человек в черном, наблюдая за удаляющейся от «Полумесяца» шлюпкой.
В привешенном к переборке фонаре горела свеча. Мэри оглядела приведенную в порядок каюту и сказала: «Так. Джон, ты остаешься тут, присматривай за Энни, пожалуйста. Если вас отпустят на берег, на что, впрочем, надежды мало, — она дернула углом рта, — возьмите комнаты у мистера Берри, я его предупрежу, и оставлю деньги».
Мэри наклонилась над кожаным мешком. «Судовой журнал, пистолет, порох, золото, — пробормотала она. «Энни, дай мне кинжал, он в поставце».
— Миссис Мэри, — голубовато-серые глаза Джона были наполнены слезами. «Миссис Мэри, — голос мальчика задрожал, — а с папой все будет в порядке?».
Женщина наклонилась и поцеловала подростка в лоб. «Все будет хорошо. А вы ждите — за вами приедут из Лондона».
— Мамочка, — Энни взяла ее руку, — возьми нас с собой, пожалуйста.
Мэри присела на койку и обняла обоих детей. «Милые мои, — вздохнула она, целуя стриженые головы, — льняную и русоволосую, — я одна спущусь по якорной цепи и доплыву до берега, а втроем, — она помолчала, — это слишком опасно. Там солдаты с мушкетами, вы же сами видели».
— Папа не сделал ничего плохого, — зло сказал Джон, — почему его арестовали?
— Мы во всем разберемся, обещаю, — Мэри напоследок поцеловала детей и велела: «Не сидите за полночь, ложитесь спать, пожалуйста». Она обернулась на пороге, и, перекрестив их, подумала: «Что бы там ни было, я не верю, что Генри сделал что- то дурное. Он не мог, не такой он человек. Это просто недоразумение, и все выяснится».
Она неслышно поднялась по трапу, и, выскользнув на палубу, спряталась за мачту. Ночь была лунной, тихой, солдаты стояли на корме, о чем-то переговариваясь.
Мэри, прижавшись к борту «Полумесяца», пробралась к якорной цепи, и, стала быстро спускаться вниз, к темной, чуть волнующейся воде.
— Гремит что-то, — раздался сверху голос. Солдат перегнулся через борт, подняв фонарь.
Мэри прижалась к обшивке корабля и затаила дыхание.
— Нет, показалось, — услышала она сверху. Свет исчез, шаги стали удаляться и Мэри, задержав дыхание, нырнула в холодную воду.
Джон посмотрел на грустное лицо Энни и тихо сказал: «Ты не волнуйся, пожалуйста. Ты же говорила, твоя мама хорошо плавает».
— Да, — Энни привалилась к переборке, обхватив колени руками, и положила на них подбородок. «Понимаешь, Джон, мы всегда с мамой были вместе, всегда, а теперь я не знаю, — что с ней».
— И я не знаю, что с папой, — Джон тяжело вздохнул. «А сколько тебе было лет, когда твой отец погиб?»
— Восемь, — ответила Энни. «А тебе — одиннадцать?»
— Угу, — Джон помолчал. «У меня брат родился, только он сразу почти умер, и мама умерла, вслед за ним. Вот, — едва слышно закончил мальчик. «Папа тогда в море был, мне пришлось самому все делать — хоронить их, и все остальное».
Энни подняла руку и погладила его по голове. «У меня тоже братик был, Николас, — сказала девочка грустно, — он там, в Джеймстауне умер. Ему почти годик был, он уже меня узнавал, и маму, улыбался».
Джон прикоснулся губами к ее руке и сказал: «У меня галеты есть, давай, погрызем, и потом книгу твоей мамы почитаем. Она хорошо пишет, интересно, и рисунки красивые».
Энни приняла от него горстку галет, и мальчик, развернув тетрадь в кожаном переплете, вынув закладку, начал: «Третье апреля 1609 года. При высадке на берег я видела арокуна, который охотился за крабами в прибрежных камнях. Это всеядные животные, которые употребляют в пищу, как растения, так и насекомых, и других животных…"
Энни закрыла глаза, и, устроившись удобнее, подумала: «Только бы с мамочкой и Генри ничего не случилось, пожалуйста!».
Мэри толкнула тяжелую дверь таверны, и, сощурив глаза от табачного дыма, стала проталкиваться к стойке. «Еще хорошо, что ветер поднялся, рубашка высохла, — подумала она, бросив на отполированное локтями дерево медную монету. Приняв оловянный стаканчик с ромом, опрокинув его, женщина наклонилась к уху кабатчика, и тихо сказала:
«Привет вам от капитана Гудзона, мистер Берри».
Седая бровь шевельнулась и Мэри, подхватив с пола кожаный мешок, нырнула в боковую, неприметную дверь.
Берри, войдя вслед за ней, чиркнув кресалом, зажег свечу и хмуро сказал: «Я уж не знаю, кому Генри дорогу перешел, кажется, спокойнее человека и найти нельзя. А вы кто, мистер? — он оглядел невысокого, изящного мужчину.
Голубые глаза, обрамленные тонкими морщинками, блеснули льдом, и Мэри, заряжая пистолет, ответила: «Его судовой хирург, мистер Берри. Веревка у вас есть, крепкая?»
— Найдем, — ответил кабатчик. «Он не в тюрьме, мистер…, - Берри замялся.
— Поменьше имен, — тонкие губы усмехнулись. «Вы же с Вороном плавали, мистер Берри, должны помнить — держи уши открытыми, а рот — закрытым».
— Кроу, — подумал Берри. «Из детей миссис де ла Марк, наверное. Надо же, я и не знал, что у них, кроме сына меньшого, кто-то еще моряком стал». Мужчина кинул ему туго набитый кошелек и спросил: «А где капитан Гудзон?».
— У коменданта порта, — ответил кабатчик. «Там у них пара камер есть, ну, всякую шваль там не держат, только джентльменов. Сэр Стивен там тоже пару раз ночевал, — Берри усмехнулся, — было дело. За драки его сажали.