Вельяминовы. Начало пути. Книга 1
Шрифт:
— Завтра она приезжает, — сказала Марфа, грея руки у очага. «Ты не беспокойся, я так сделаю, что она сюда сама придет, ты только жди».
Матвей внезапно протянул руку к ложу, и открыв бутылку мутного стекла, отхлебнул глоток.
— Для храбрости, — вдруг сказал он и посмотрел на сестру. В ее глазах играли золотые искры.
— Виноват я перед тобой, — медленно проговорил Матвей. «Перед тобой, перед батюшкой и Федосьей Никитичной, упокой Господи их души, перед Воронцовыми виноват. Я, Марфа, за этот год, что в лесах сидел, многое
Времени там вдосталь — в месяц раз один на обоз нападешь, добычу — тут же продашь, и — лежи на нарах, вспоминай жизнь свою. Неправ я был, ох, как неправ. И что Ефимья умерла, — то, моя вина тоже. И детей мне таких Господь послал — не просто так.
— Оно, конечно, верно, — тихо сказала Марфа. «И знаешь ты — долго я тебе смерти желала, но все же, всякий раз, думала — ну не может же так быть, чтобы только бесовское в человеке было.
— Прости меня, — Матвей потер лицо руками. «Видишь, а теперь Господь мне Марью дал — и за что? Я ее теперь заслужить еще должен».
— Да я простила, — Марфа все смотрела на огонь.
— Я ведь тоже, Матюша — не святая. И врала я, и человека одного хорошего от себя оттолкнула, — потому, как если б он со мной остался, то не выжил бы. А ведь ему сие больно было, — Марфа вздохнула, вспомнив слезы в глазах Виллема, — ой как больно. Ну да то дело прошлое.
— А мой тебе совет, — как преставится государь, то бери Марью, и бегите отсюда куда подальше. Золото есть у тебя, проживете.
— В Лондон к вам нельзя, — Матвей усмехнулся. «Это Петр Михайлович твой — мужик добрый, да отходчивый, а Степан Михайлович крутенек, боюсь, он голову мне с плеч снесет и не задумается даже.
— Ну да ладно, — Матвей помедлил, — есть у меня один городок хороший на примете, тихо там, спокойно, будем жить с Марьей, да детей растить. Только сначала я ее в Париж свожу, а то с королем Генрихом я так туда и не доехал, а хочется.
Марфа аж расхохоталась, услышав это.
— Ну, с Богом, государыня, — сказала она, обнимая девушку. «И приезжайте еще, как захотите погостить — мы вам всегда рады».
— Да, да, приезжайте, — запрыгали двойняшки. «Вы так много сказок знаете, нам понравилось».
Марья Федоровна вдруг застыла, вдыхая влажный, сладкий воздух. С обледенелых бревен усадьбы свешивались тонкие сосульки, капли воды ударялись о ноздреватый, просевший снег.
— А ведь весна уже близко, Марфа Федоровна, — сказала девушка, улыбаясь. «Так хочется весны!»
— Скоро, — пообещала Марфа, целуя ее. И еще раз повторила, глядя за тем, как медленно выезжает из ворот возок: «Скоро весна!».
Эпилог
Москва, ноябрь 1582 года
Марфа огладила свой парчовый, тканый золотыми узорами опашень и усмехнулась — под ее рукой живот задвигался, ребенок мягко повернулся и забил то ли ножкой, то ли ручкой.
— Вот ты резвый какой, — пробормотала женщина и крикнула: «Эй, кто там! Воротник несите, и все остальное».
Поверх
— Вели два возка заложить, — сказала она ключнице, что, опустившись на колени, надевала на ноги боярыне мягкие кожаные сапожки. «Мне сначала в Кремль надо, к государыне, а уж потом в собор приду, вместе с государем. Боярышня Федосья за детьми присмотрит пока».
— Честь-то какая! — вздохнула ключница. «Крестная мать вы царевичу будете, а кто крестный отец-то?».
— Брат его единокровный, царевич Федор Иоаннович, — ответила Марфа и крикнула:
«Федосья!»
Дочь просунула неприкрытую по-домашнему голову в дверь.
— Да, матушка? — сказала она восхищенно, разглядывая блистающую самоцветами Марфу.
— Ты там давай, поторапливайся, с Федором младших одевайте, и сами будьте готовы, в соборе встретимся, — велела Марфа.
Она откинулась на спинку обитого бархатом сиденья, и, открыв окошко, вдохнув резкий, колючий ноябрьский ветер, вдруг вспомнила светло-золотой, летний закат.
Петя вывел лодку из камышей и сказал: «Ну, прыгай». Марфа стояла по щиколотку в теплой, прозрачной воде, приподняв шелковый сарафан, и муж рассмеялся: «Опять ты за свое!».
Она прошлепала к лодке и заметила, невинно глядя на него зелеными глазами: «Что ж ты в озеро не окунаешься? Али прошли те времена?».
— Не прошли, — сдерживаясь, сказал Петька и сел на весла. «Однако ж мне, Марфа, не восемнадцать лет, а тридцать пять почти — уж потерплю, благо дорога недалека».
— А вот теперь пошли, — сказал он, вытащив лодку на белый песок острова, и поднимая Марфу на руки. «И косы свои распусти».
Волосы упали почти до земли, и Марфа рассмеялась: «Да ты, я смотрю, прямо здесь готов!»
Петя оглянулся на озеро, над которым поднимался вечерний туман, и, поцеловав жену, сказал: «А почему бы и нет?».
Уже утром, угревшись на плече мужа, Марфа зевнула и сказала: «Все ж давай займемся тем, ради чего мы сюда приехали?».
— Я думал, за этим? — невинно ответил Петька, и рука его направилась вниз.
— Ну уж нет, — Марфа вскочила и, встав на колени, поддела половицу.
— Да, — протянул Петя, наблюдая за тем, как она вытаскивает из тайника золото. «А ну-ка, развяжи», — попросил муж, вставая.
— Ты что делаешь? — ахнула Марфа, и тут же застонала: «Ну я бы на ложе вернулась!»
— А я хочу так, — улыбнулся Петька, рассыпав вокруг самородки.
Потом, обнимая ее, он вдруг смешливо сказал: «Ну, этот мальчик золото будет любить еще пуще меня».
— Мальчик? — удивленно спросила Марфа.
— Мальчик, — подтвердил Петя, целуя ее мягкий, горячий живот.
«А шкатулку батюшкину и карту мы там оставили», — подумала Марфа, выходя из возка на кремлевском дворе. «Правильно Петька сказал — на всякий случай».