Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— Да, — Полли кивнула и попросила Мияко, протягивая чашку: «Налейте мне еще, пожалуйста».
— Ну вот, — адмирал улыбнулся и, взяв руку Марфы, поцеловал ее, — а следующим годом и Пьетро туда отправится, им веселее вместе будет.
Дверь гостиной приоткрылась и маленькая, хорошенькая, темноволосая девочка, оглянувшись, позвала: «Иди сюда!»
— Это сестра твоя, — шепнул Джованни на ухо Полли, — Анита.
Женщина вышла в коридор и, присев, улыбнулась: «Ну, здравствуй! А мальчики где? И Тео?»
— Тео
— Да, — Полли поцеловала ее в смуглую щечку.
— Пойдем, — велела Анита, подхватывая шелковую юбочку. «Я тебе все-все покажу, и кукольный домик, что мне папа из Амстердама привез, и свою шкатулку…»
— У тебя уже есть шкатулка? — удивилась Полли, поднимаясь вслед за девочкой в детское крыло.
— Папа, — обернувшись, важно ответила Анита, — покупает мне все, что я захочу!
— А мама? — лукаво спросила Полли, заходя в просторную, устланную персидским ковром детскую. В углу стоял большой глобус, от большой, позолоченной, под кисейным пологом кровати, немного пахло вишней, и Анита грустно сказала: «Мама мне говорит, что в Японии, ну, где она родилась, принято быть скромными. А мы с Пьетро родились в Макао, это в Китае, но я оттуда ничего не помню. А ты где родилась? — Анита стала вынимать из сундучка кукол.
— В усадьбе миссис Марты, — Полли села на ковер. «Но я жила на Москве, в Париже, в Риме, и в Новом Свете!»
— В Париже! — Анита томно закатила глаза и пристроилась к Полли под бок. «Мой друг живет в Париже, Стивен, сын мистера Майкла. У него тоже есть шпага! А ты видела короля Генриха?
Он видел! А расскажешь мне о лавках, в которых продают кружево и духи?»
— Расскажу, — Полли улыбнулась и погладила сестру по темным, как у нее самой, кудрям.
Марфа сидела с ногами в кресле, закутавшись в шелковый, вышитый халат. Вода мягко булькала в кальяне, тонко, неуловимо пахло розами.
— Ты покури, — сказала женщина, и, нагнувшись, — Полли сидела у ее ног, положив ей голову на колени, — передала ей наконечник слоновой кости.
Полли затянулась и горько сказала: «Я ведь не знала, не знала, матушка, что он — мой брат.
Майкл знал, но не сказал ничего».
— Это мы виноваты, — Марфа глубоко вздохнула. «Надо было тебе раньше рассказать, да вот, сначала, думала я — сэр Стивен пусть это сделает, потом погиб он, а письмо его лежало, должен был Николас его забрать. Да вот…, - Марфа помолчала, слушая, как тикают большие часы красного дерева на стене.
— А ты не говори никому, девочка, — она нежно прикоснулась к щеке Полли. «Я знаю, Мэри знает — а больше никому и не надо знать, даже отцу твоему. И замуж будешь выходить — не говори, что было-то прошло».
— Как родилась она, матушка, — голос Полли дрогнул, — так я сразу подумала — это кара Божья.
Вы и не видели таких, не знаете…
— Видела, — голос Марфы был сухим, холодным, и Полли поежилась. «Я такое видела, что не дай Господь никому увидеть, девочка моя. И жило оно, да тоже — убили потом. А твоя и не жила бы, не мучайся, милая, не надо. Замуж выйдешь, будешь рожать, и все это уйдет.
— Да я не…, - начала, было, Полли, но мать приложила палец к ее губам. «Выйдешь, Александр вон — взрослый мальчик уже, ему не у материнского подола надо сидеть, а учиться, и потом — при дворе быть. В моряки-то ему, конечно, не пойти — кроме него, других наследников титула нет. А ты — выйдешь. И Мэри выйдет. Все будет хорошо».
Марфа помолчала и спросила: «А Питер-то что в Плимуте делает, дорогая моя?»
Полли закрыла глаза, и, подумав: «Господи, помоги! — решительно ответила: «Женился он, матушка».
Он проснулся от криков чаек над заливом. Рэйчел лежала на его руке, и Питер, обнимая ее, приподнял прядь мягких, рыжих волос и поцеловал белую, в чуть заметных веснушках, шею.
— Я сейчас, — озабоченно пробормотала она, — сейчас встану, завтрак приготовлю.
— Я потерплю, — Питер провел губами по ее спине. «А вот с этим, — он нашел нежные пальцы, и направил их вниз, — нет, любовь моя.
Девушка застонала, и, повернувшись, целуя его, вцепилась рукой в деревянную спинку кровати. «Я тебя люблю, — шепнул он, любуясь ее растрепанной головой на простой, холщовой подушке.
— Я тоже! — крикнула Рэйчел, обнимая его и Питер смешливо подумал: «Ну, не знаю, сколько еще эта кровать выдержит, скрипит уже так, что во всем Плимуте слышно».
Она кричала, уткнувшись лицом ему в плечо, а потом, изнеможенно, тяжело дыша, лежа под ним, сказала: «Господи, ничего ведь лучше нету, я так тебя люблю, так люблю».
— Еще не все, — мужчина раздвинул ей ноги и усадил на себя. «Я со вчерашнего вечера кое-чего не пробовал, соскучился».
Рэйчел наклонилась, и, сказала ему на ухо: «Я тоже хочу».
— Очень правильно, — одобрительно отозвался муж, и, развернув ее, чувствуя на губах влажную, нескончаемую сладость, вдыхая запах ее волос, подумал: «И так будет всегда».
— Я сегодня на рынок сама схожу, — гордо сказала Рэйчел, снимая с железной треноги, что стояла в очаге, тяжелую сковороду с жареным беконом. «Я уже не боюсь говорить, вот только акцент…, - она вздохнула и Питер, поймав ее за руку, усадил девушку к себе на колени.
— Тут у половины города акцент, — он налил в оловянный стакан вина, и дал ей выпить. «Это же порт, любовь моя, так что не стесняйся, и говори спокойно, они ко всякому привыкли.