Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Блаженная вдруг протянула руки вперед и запела нежным, тихим голосом — толпа сразу же замолкла.
— Maryjo placz, bym w Twoich lzach Odnalazl czastke mych codziennych spraw Ufajac tak powierzam sie W cierpieniu spraw, by B'og umacnial mnie.— «Слезы матери», — вспомнила Мирьям. «Это ведь так и называется, «Слезы матери».
Господи, что
Она решительно тряхнула укрытым кружевным чепцом головой и, найдя в толпе девчонку, присев, сказала: «Где твой отец? Где братья?»
Девчонка посмотрела на нее синими, материнскими глазами, и, пряча под платье холщовый мешочек с подаянием, удивилась: «Нет у меня никаких братьев. А отец, — она погрустнела, — не знаю. Я его ищу».
— Забирай мать, и пойдем со мной, — велела, поднимаясь, Мирьям.
Белый голубь, затрепетав крыльями, сел на плечо блаженной, и та, неожиданно сильным голосом сказала, так и глядя впереди себя: «А вы Богу молитесь, милые, молитесь, ибо придет час горя и невзгод. Господь царствовал, Господь царствует, Господь будет царствовать, во веки веков!»
Толпа, восхищенно ахнув, крестясь, стала опускаться на колени.
Элияху Горовиц оглядел братьев — они сидели за длинным столом, и строго сказал: «Так, молитву прочли, теперь каждый берет свою тарелку и относит на кухню!». Самый младший, Менахем, которому не было еще и двух, пухлый, с длинными, как у девочки, волосами, запыхтев, потянулся за посудой.
Элияху рассмеялся, и, подхватив брата, поцеловал его в щеку: «Я уберу! А ты, — он подозвал двенадцатилетнего Меира, — проследи, чтобы все, кому надо спать — спали».
— А ты что будешь делать? — поинтересовался Меир, глядя снизу вверх на высокого, широкоплечего старшего брата. Элияху щелкнул его по носу, — не больно, — и покровительственно сказал: «Заниматься, понятное дело, я не хочу приезжать в Амстердам совсем невежей».
Меир присел на окно, и, глядя на чистый, выметенный, выложенный серым булыжником двор, спросил: «А ты сможешь одновременно учиться медицине и в этой ешиве новой, не тяжело тебе будет?».
— Ну, — Элияху почесал светлые, вьющиеся волосы, — у меня нет выбора, дорогой брат. Папа мне сказал, что без звания раввина мне даже и думать нечего об Университете Падуи. Так что, — подросток развел руками, — придется потерпеть.
Меир скорчил гримасу. «Ну, тебе весной было тринадцать, лет через пять доучишься в ешиве, и отправляйся в Италию. Ты же не помолвлен, в отличие от меня, папа меня на свое место прочит, так что мне придется жениться, тоже лет через пять».
Элияху разложил свои тетради, очинил перо, и рассудительно заметил: «Ну, кому-то надо и папу заменить, тем более, ты у нас способный, — он рассмеялся, и Меир сердито заметил:
«Ты-то — все равно меня умнее».
— Не подлизывайся, — ответил брат, — все равно тебе придется младших укладывать.
Менахем, что появился в дверях, всплеснул толстыми ручонками и радостно сказал: «Мама!
Мама!».
— Быстро в спальни, — прошипел Элияху младшему брату. «Там четверо должны уже быть в кроватях, и Менахем — тоже! А остальные пусть начинают заниматься, я сейчас к ним поднимусь, проверю».
— Как вы тут справлялись? — раздался громкий голос матери. Меир в панике подхватил открывшего рот от удивления младшего брата, и ринулся вверх по деревянной, узкой лестнице.
— Хорошо! — бодро крикнул Элияху. «Все поели, посуда на кухне, ложатся спать, как велено было».
Мать появилась на пороге, и, зорко оглядев комнату, — вдоль стены стояли массивные, открытые шкафы орехового дерева, набитые серебряной посудой, на буфете — высокие подсвечники, стол был укрыт бархатной скатертью, сказала через плечо:
— Элишева, переоденься и приберись там. Я сама подготовлю комнату для наших гостей. А, — она ласково посмотрела на старшего сына, — ты заниматься хотел?
— Да, но сначала, я к младшим схожу, посмотрю, как там они, — улыбаясь, сказал мальчик. «А что, у нас гости?».
Но тут из-за спины матери показалась девчонка лет пяти, в простом платье, и, подняв на Элияху глаза небесной синевы, требовательно спросила: «Ты кто?».
— Это мой сын, Мария, — терпеливо сказала Мирьям Горовиц, — Элияху. Ему тринадцать лет.
Девчонка была вся маленькая, изящная, с каштаново-рыжими косами, белокожая, с розовым, легким румянцем на гладких щеках. Она выпятила губу, и, осмотрев Элияху с ног до головы, повернувшись к Мирьям, капризно сказала: «Мы хотим есть!».
— Я сейчас накрою на кухне, — крикнула Элишева.
— Ты накроешь здесь, в столовой, — велела мать. «Элияху, ты поднимись наверх, посмотри, все ли в порядке, а потом сходи за отцом в ешиву, пожалуйста. Извинись, и скажи, что мне надо с ним поговорить, как можно быстрее».
— Хорошо, — непонимающе сказал Элияху, и принялся собирать свои тетради. «Я помогу, — раздался сзади звонкий голос, и девчонка, приподнявшись на цыпочках, ловко и быстро сложила их в стопку.
— Куда отнести? — спросила она, глядя в его темно-серые, цвета грозовых туч, глаза.
— Я сам, — буркнул подросток и краем глаза заметил простой, деревянный крест на бечевке, что висел на шее у девчонки.
— Мама! — потрясенно повернулся он к Мирьям, и только тут заметил резкую, глубокую морщину на высоком, белом лбу матери.
— Иди, пожалуйста, сыночек, — тихо попросила она, стягивая на плечах кашемировую шаль.
«Приведи папу».
В передней на сундуке сидела какая-то женщина в синем платье и платке. Элияху увидел ее пустой, остановившийся взгляд и вежливо спросил: «С вами все в порядке, пани?».