Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— Все будет хорошо, — улыбнулась женщина и, проводив глазами прямую спину в темном камзоле, подумала: «Конечно, повезло девочке с мужем, ничего не скажешь».
Он сидел, привалившись каштановой головой к ее коленям, сняв камзол, чувствуя нежные пальцы, что гладили ему плечи. «Еще, — тихо попросил Питер и подумал: «Господи, и правда, — как только она меня трогает, сразу вся усталость уходит».
— Следующей субботой я Джона и Констанцу пригласил, — сказал он, позевывая. «Мы с ним, адмиралом и Мэри на охоту сходим, — Цезарь
— Хорошо, — Рэйчел, наклонившись, поцеловала его ухо, — надо тогда гонца к дяде Джованни отправить, пусть они к нам на обед приедут, с детьми. Генри и Джон вряд ли смогут, у них там последние работы по кораблю.
Питер потянулся за своей дорожной сумой испанской кожи: «А я тебе вот что привез».
«Алхимик», Бена Джонсона, я читал и хохотал в голос. Очень смешная пьеса, как те комедии мистера Шекспира, что тебе нравятся".
— Как детей отлучу, — вдруг сказала Рэйчел, — сводишь меня в театр? Ты же вернешься к тому времени из Индии?
— Конечно, — Питер поцеловал ее руку. «Им как раз полтора годика будет, как приеду. Я так рад, что двое, любовь моя. И матушка обещала до лета никуда не путешествовать, с тобой побыть».
— А что ты мне о конторе не рассказываешь? — забеспокоилась Рэйчел. «Ничего не случилось?»
— Все, как обычно, — Питер помотал головой. «А не рассказываю потому, что сначала хочу заняться кое-чем другим, — он усмехнулся и, встав на колени, потянул к себе жену: «Иди сюда».
— Так можно, да, — тихо, прерывисто, целуя его, сказала Рэйчел. «Я так тебя хочу!»
Он скинул с белых плеч бархатный халат и, подняв глаза, проговорил: «Ты такая красивая, что я даже не знаю, с чего начать. Нет, знаю, — девушка раздвинула ноги и, задыхаясь, велела: «Потом я!»
— Конечно, — удивился муж. «Ты ведь знаешь, что мне нравится».
Жена внезапно привлекла его к себе, кивнув, и что-то сказала на ухо. «И это тоже, — улыбнулся Питер, распуская ее волосы, упавшие рыжей волной на спинку кресла.
Над серой, тихой водой вставал тусклый рассвет. Марфа закуталась в соболью накидку, и, закрыв дверь каюты, поднялась по трапу на палубу. «Доброе утро, мадам, — поклонился вахтенный. «Если будет такой же ветер, скоро увидим дуврскую гавань. Послать мальчика на камбуз, чтобы вам кофе сварили?»
— Да, спасибо, — улыбнулась она и погладив ладонью влажный борт корабля. «Две чашки, пожалуйста, сейчас мой брат придет».
— Не спится? — услышала она за спиной смешок. «Я вот тоже, Марфа, с петухами стал подниматься, хотя раньше — до обеда, бывало, не вставал». Матвей принял из рук юнги серебряные чашки с горячим кофе и, кинув мальчику монету, задумчиво спросил: «А когда ты в Стамбуле жила, вам в гареме его давали, кофе?»
— Селим его не любил, — Марфа взяла свою чашку. «Вот скажи мне, Матвей — вроде Федя отца и не знал, а все равно — похожи они».
— Похожи, — мужчина тяжело вздохнул, и оправил на сестре мех. «Ветер холодный, не простудись. И не волнуйся так, найдут они Федора, Марья-то его, судя по всему — в тебя пошла, такая же разумная.
— Я балованная была, — проворчала Марфа, — а вовсе не разумная.
— И это тоже, — согласился Матвей. «Но все же — умна была не по годам, я, же помню. А Лизавета оправится, Машка-то моя, — он широко улыбнулся, — вон, видишь, как за три года расцвела, Михайло Данилович и не узнал ее».
— Михайло Данилович, да, — пробормотала Марфа.
В камине догорали обрывки какого-то письма. Марфа опустилась в большое кресло и бодро сказала: «Ну, мы вам с Марией столько еды наготовили, что еще недели на две хватит! Ты хоть и во дворце обедаешь, но все равно — пусть в кладовой лежит. И Степа поест, как от учителей будет приходить».
— Спасибо, Марфа Федоровна, — тихо ответил зять, запирая серебряную шкатулку.
Женщина коротко посмотрела на него и, поднявшись, подойдя к большому окну, что выходило на площадь Дофина, вгляделась в густую, зимнюю мглу. «Хорошо, что ты сюда переехал, на остров Ситэ, — сказала она, — очень изящная квартира, и просторная такая».
Кабинет был отделан серым шелком, на мраморной каминной доске стояла китайская ваза из темно-зеленого нефрита. Пахло кедром и — Марфа повела носом, — какими-то травами.
«Тростник, — вдруг вспомнила она озеро в подмосковной.
Волк развел руками: «Ну, сами понимаете, людей-то надо приглашать. Дом новый, всего три года назад построили, так что не стыдно». Он все стоял у огня, и Марфа, не поворачиваясь, попросила: «Рассказал бы ты мне, Михайло Данилович, что на душе у тебя, глядишь, и легче бы стало. Ты из-за того мучаешься, что Джон тебе велел не вмешиваться?»
Волк внезапно выругался сквозь зубы. «Марфа Федоровна, была бы моя воля — я бы об этом Равальяке уже давно позаботился, слава Богу, у меня есть, кому такие дела поручать.
Герцог д’Эпернон мне еще тем годом о нем проболтался, и о покушении — тоже. Нет, — он поворошил кочергой дрова в камине, — велено не мешать. Ну и не буду».
Марфа вернулась в кресло и хмыкнула: «Мне, дорогой зять, во время оно велели яд выпить — я выпила. Наше дело — подчиняться. И к тому же, Марией Медичи будет значительно легче вертеть».
— Это да, — признал Волк. Марфа взглянула на морщины вокруг голубых, ясных глаз, и тихо сказала: «Еще ведь что-то тебя гложет, да?»
— Что было — то прошло, — ответил зять, глядя на черные хлопья в камине. Марфа только потянулась и взяла его сильную, красивую, с длинными пальцами руку. «Так все еще случится, — она чуть улыбнулась. «Я вдовой тридцати трех лет осталась, и уж не чаяла, что встречу кого-то, а вот — Господь меня наградил и мужем, и сыном. И тебя наградит, Михайло Данилович».