Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— Это еще почему? — удивился Кеннет. «Там совершенно безопасно, у меня будет замок, охрана — все, как положено. Нет, дорогой мой, я без Полли и детей — никуда не отправлюсь.
Александр, мистрис Доусон, привет передает, — шотландец улыбнулся, — он с мистером Джованни и Николасом в Оксфордшир поедет, на похороны, а потом уже — к нам вернется».
Мистрис Доусон шмыгнула носом и перекрестилась: «Господи, и леди Мэри покойница, — как бы счастлива за ее мальчика была».
— Николас сюда приедет потом, — ласково отозвался Питер, — на могилу матери, вы уж поухаживайте за ним, мистрис
— Ну конечно, мистер Питер, — захлопотала экономка, — конечно.
Полли просунула голову в дверь и сказала: «Кеннет, поехали, пока она спит, а твои дети — сестра подмигнула Питеру, — уже в лохани сидят, поднимайся».
Мистрис Доусон перекрестила возок, и, взглянув на шпиль церкви, что возвышался на холме, вздохнула. В лучах вечернего солнца листья далекого дуба казались изумрудными.
— Сейчас уберусь на кухне, — подумала женщина, — и схожу на кладбище. Леди Мэри, мистер Питер-старший, миссис Тео, миссис Юджиния. А маленькая Тео в Новом Свете, там и повенчается, должно быть. Господи, только бы больше никого не хоронили, да и вообще — ни разу они тут, в деревне, не венчались, все в городе и городе. А летом тут красиво, можно столы прямо на дворе поставить. Да и кому венчаться-то? Мистер Майкл разве что только, да он, наверное, уже и не женится. Сэр Николас моряк, вряд ли за него кто-то замуж пойдет, а Уильям молод еще. А как хорошо было бы, — она еще полюбовалась просторной равниной, медленной рекой, красными, черепичными крышами деревни, и, погладив розы, что цвели в каменных вазах у парадного входа — зашла в дом.
В умывальной пахло мылом и счастьем. Рэйчел стояла на коленях, засучив рукава, и обливала детей теплой водой.
— Папа к нам! — потребовал Майкл, смеясь. «Сюда папа! — поддержала его Юджиния.
— Милые мои, — рассмеялся Питер, опускаясь на выложенный камнем пол, рядом с женой, — да я не помещусь. А это у вас корабли? — он опустил руку в медную лохань и достал искусно вырезанную игрушку. «Морское сражение?»
— Нет, — сын помотал каштановыми кудрями. «Я — Индия, Юджи — Африка, мы торгуем».
— Хорошая мысль, — Питер погладил ребенка по голове.
— Давай их вытаскивать, — Рэйчел потянулась за шелковыми полотенцами и шепнула мужу на ухо: «Ужин я накрою, в опочивальне. Куропатки и пирог со сливами, как ты любишь. И белое бордо».
— И шкатулка, — едва слышно велел ей Питер, вытирая сына, надевая на него длинную рубашку. «Я их сам уложу, — он распрямился и, подхватив детей, улыбнулся: «Про слонов вам рассказать, или про тигров?»
— Про тигров! — приказал Майкл. «Нет, про слонов, — не согласилась сестра.
— И про тех, и про других, — Питер прижал к себе детей, и, поцеловав жену в рыжую макушку, тихо сказал: «Я тебя люблю. Так, что даже не знаю — как еще это сказать».
— Просто возвращайся ко мне, — Рэйчел вскинула аквамариновые глаза, — вот и все.
— Всегда, — твердо ответил он, и понес малышей в детскую.
— Дорогая тетя Марта! — прочла Марфа, и, сдвинув на мгновение очки, посмотрела на Николаса. Тот сидел, откинувшись в кресле, закрыв глаза.
— Тогда цвели розы, — вспомнил мужчина. «Жаркое лето было, очень жаркое. Мы с ней сидели в саду, она приникла ко мне, всхлипнула и сказала: «Ник, ну почему так? Почему мама умирает? Я не хочу, не хочу!» А потом вышел отец, — Господи, какое у него лицо было, как будто он так хотел заплакать, и не мог, не умел, — и попросил: «Пойдем, доченька, мама тебя хочет увидеть».
— Дорогая тетя Марта! — услышал Николас. «Не понимаю — зачем вы спрашиваете? Конечно, это деньги Николаса, отдайте ему половину моей доли. Хосе передает, что он тут вообще не имеет права голоса, по нашим законам, но, на всякий случай — он, конечно, тоже согласен.
Если можно, пусть Николас зайдет в Амстердам, хотя бы на один день, повидаться с нами и племянником. Авраам уже хорошо говорит, он очень спокойный мальчик — весь в отца, и мы каждый день радуемся, глядя на него. Дон Исаак и донья Хана передают поклон, ждем вас с адмиралом осенью в гости».
— Ну, вот видишь, — сказала Марфа, опуская письмо. «И сомневаться даже не стоило. С Беллой тоже затруднений не будет, плати за свои фрегаты, строй корабль и отправляйся.
Дай-ка мне, — женщина показала глазам на шпагу Ворона, что висела над камином. «Пусть она у тебя будет».
Николас поднялся, и, посмотрев на зеленые лужайки двора, ответил: «Подождите, тетя.
Пусть, — он сглотнул, и, справившись с собой, продолжил, — пусть адмирал сюда придет. Мне вам надо что-то рассказать».
— О Санта-Ане? — тихо спросила Марфа, оказавшись рядом. «Не надо, милый, я знаю все — от Виллема».
— Не все, — Николас повернул голову, и она увидела слезы в лазоревых глазах. «Не все, тетя».
— Я знаю, что Майкл зашел к ним в комнату, — вздохнула Марфа. «И все увидел».
— Это был не Майкл, — Николас все глядел в окно. «Это был я, тетя».
Виллем открыл бутылку вина, и, погладив мужчину по голове, сказал: «Ну не надо, не надо, мальчик. Тридцать лет назад это было, не плачь так».
— Это я виноват, — Ник взял бокал, и повертел его в руках. «А Майкл мне, потом, никогда об этом не напоминал. Отец же нас всегда путал». Он выпил и горько сказал: «Вы тогда отплыли, адмирал, они, — Ник чуть дернул изуродованной щекой, — тоже, а отец пришел и сказал Майклу: «Если ты так хочешь быть мужчиной, то собирайся и поехали, мужчина не смотрит, а делает».
— А я, — Ник вздохнул, — стоял, молчал и ничего не говорил. Я ведь думал, тетя, — он помолчал, — что отец кого-то из нас просто изобьет, так часто бывало, мы привыкли. Майкл ответил: «Я никуда не поеду». Отец его ударил, — сильно, до крови, — и посадил в шлюпку. Они уехали в Порт-Рояль, и через три дня вернулись. Майкл — он стал другим, совсем другим, после этого.
Я его спрашивал, что случилось, а он, — Ник пожал плечами, — молчал. А потом отец отвез нас в школу, сюда, в Лондон, ну, дальше вы сами знаете…, - он допил вино и, поставив бокал на стол. «Если бы я тогда не струсил, тетя, Майкл бы таким не стал».
— Да кто ж знает, милый мой, — Марфа пожала плечами. «Что с нами станет, или не станет — то одному Господу Богу ведомо. Ты же знаешь, говорила я тебе о брате своем, — каким он был. И отец твой — тоже был разным. И Майкл, и ты».
Виллем снял с ковра шпагу и вложил ее в руку Николаса: «Возьми, мальчик. Она твоя по праву».