Вельяминовы. За горизонт. Книга 2
Шрифт:
– Ты тоже не теряйся. У тебя вокруг студентки, аспирантки… Давай, – они обнялись, – увидимся на будущей неделе… – проводив глазами белокурую голову кузена, Авраам прислушался к динамику:
– Парижский рейс еще летит. Тупице пригоняют два лимузина от правительства Израиля. Мой форд ему ни к чему, но встретить их надо… – рука нащупала мелкие монетки в кармане брюк:
– Она защитилась, она не аспирантка. Я поболтаю с ней, спрошу, как дела у детей в школе… – найдя свободный телефон, Авраам набрал номер канцелярии кибуца:
– Анну Леви, пожалуйста, – попросил
Иерусалим
Легкое пальто, болотного цвета твида, с леопардовой подкладкой, бросили на ручку глубокого кресла. Адель носила весеннее платье кремового шелка, с тонким, тоже леопардовым поясом. Порывшись в сумочке от Dior, она протянула доктору Судакову альбом для фото, пурпурной замши:
– Смотрите, дядя Авраам. Сабина на открытии ее корнера в Стокгольме. Теперь ее аксессуары официально продаются в лучшем универмаге Швеции. Такие прилавки у нее есть в Осло, в Копенгагене, в Гамбурге…
Сабина, под руку с Инге, поднимала бокал с шампанским. Короткие, кудрявые волосы увенчивал обруч c золотистыми перьями, девушка носила переливающееся, облегающее коктейльное платье. Стройные, обнаженные выше колена ноги продолжались острыми каблуками шпилек:
– Инге предлагают исследовательский пост в институте Вейцмана, – заметила Клара, – Сабина и Тель-Авив превратит в оплот моды. К ней в Копенгаген приезжал даже американский Vogue, ее украшения бойко расходятся в Нью-Йорке…
Фрида, открыв рот, рассматривала снимки кузины:
– Они так хорошо одеваются, – поняла девочка, – ладно Адель, она звезда и жена звезды. Но и Лаура, и Хана и Тиква носят такие вещи, которых у нас и не видели… – золотая пара, как Адель и Генрика называли в газетах, заняла апартаменты на последнем этаже «Царя Давида». Окна номера выходили на нейтральную полосу, разделенную границей из колючей проволоки. Над стенами Старого Города развевались иорданские флаги. Авраам прищурился:
– Вход в лаз отсюда не видно, но, судя по всему, ничего с ним не случилось, как и с домом Судаковых. То есть дом превратился в развалины… – по дороге в Иерусалим Джованни поинтересовался будущим Еврейского Квартала. Авраам пожал плечами:
– Я считаю, что Иерусалим должен находиться под совместным управлением евреев и арабов, а если арабы на такое не согласятся… – он помолчал, – то надо воевать… – Джованни хотел что-то сказать, Авраам поднял руку:
– За объединенный Иерусалим я драться готов. Не бывало еще такого, чтобы евреи не могли пройти к Стене… – когда лимузины подъехали к городу, он добавил:
– С другой стороны, правильно, что вы тоже сняли номер в гостинице. Вам с Лаурой надо пройтись по церквям, у вас лекции в университете. Машина при вас, но ездить из кибуца в Иерусалим каждый день неудобно… – остановившись на шоссе у Кирьят Анавим, они подхватили Фриду. Авраам с удивлением увидел, что дочь надела юбку:
– Ее, кажется, еще покойная Эстер носила. На Анне я видел эту вещь, и чуть ли не на мадам Симоне… – простой хлопок цвета хаки падал ниже колен, загорелые, немного костлявые ступни высовывались из запыленных сандалий девочки. Авраам подумал:
– Она забирает Тикву и Аарона на экскурсию. Должно быть, они в синагоги пойдут, отсюда и юбка… – Хана через час ехала на запись, на радио «Коль Исраэль». Дате посмотрела на старый, военных времен, стальной Ролекс:
– Потом у меня встреча с руководителем армейского ансамбля… – она отпила виски, – а потом нам надо репетировать. Гуляйте, но не загуливайтесь… – велела она Фриде, – через два дня мы с Тиквой выходим на сцену в Тель-Авиве. Мы показывали спектакль в Париже, но Израиль это другое дело… – она потянулась за черной, провощенной сумкой:
– Дядя Авраам, вы тоже должны быть на репетиции. Вы переводили текст. Аарон знает иврит, мы с Тиквой тоже, но вы будете поправлять наше произношение… – Лаура, устроившись рядом с матерью, фыркнула:
– Произношение. В стране все говорят так, как им вздумается. Не волнуйся, – улыбнулась девочка, – вас все поймут… – отставив бокал, Хана прошлась по гостиной:
– Вот кого надо было называть рысью, – понял Авраам, – она и двигается неслышно, словно кошка, и глаза у нее кошачьи… – немного раскосые глаза девушка подвела карандашом. Она носила короткие, по щиколотку брюки черного хлопка, и серую рубашку, перетянутую пояском крокодиловой кожи. Адель незаметно покосилась на Генрика:
– В полете они с Ханой долго разговаривали. И в Париже, у тети Лауры на обеде, они сидели в библиотеке… – дядя Мишель был в Риме, но они встретили Джо. Граф Дате приехал из Мон-Сен-Мартена вместе с Тиквой:
– Дядя Эмиль передает привет, – смешливо сказала девочка, – и тетя Лада тоже… – по словам Тиквы, новая мадам Гольдберг раньше преподавала хореографию в поселковой школе:
– Она из Парижа, отец у нее русский эмигрант, – заметила девочка, – а мать француженка. Девчонки от нее не отходят, – Тиква улыбнулась, – они сразу к ней потянулись…
На обеде у тети Лауры речь о Кларе не заходила:
– Тетя Лаура встречается с папой в парках или магазинах, – вздохнула Адель, – а маму она и видеть не хочет. Удивительно, что она меня пригласила на этот раз… – Адель все еще смотрела на Генрика:
– Мне двадцать шесть, а Хане всего девятнадцать. Она худенькая, словно тростинка, она живет на сигаретах и кофе. Генрику такое нравится, он всегда напоминает мне, что надо воздерживаться от десерта и даже от молока… – Клара ничего не обсуждала с Аделью, но девушка знала, что мать ждет внуков:
– Я не говорила с Генриком насчет Инге и Сабины, – поняла Адель, – но сначала у нас должен появиться свой ребенок. Доктор в Лондоне сказал, что беременность у актрис часто не наступает из-за стресса. Может быть, в Израиле все получится…
Адель напомнила себе, что в Израиле их ожидает два десятка концертов:
– Мы даже для солдат выступаем, правда, не как Хана, не на отдаленных базах, а в Кирие. В армии тоже много молоденьких девушек. Тикве вообще всего пятнадцать…
Девушка надела пышную юбку с кашемировым кардиганом. Адель успокоила себя: