Вельяминовы. За горизонт. Книга 2
Шрифт:
– Пьер разумный парень, – успокоил себя Мишель, – он знает, что я правительственный чиновник. Его не сфотографируют с косяком… – до начала концерта молодые художники устроили, как выражался Ив Кляйн, перформанс. Найдя отца, Пьер зачарованно сказал:
– Ты должен на это посмотреть. Девушки катаются по вымазанному краской холсту под кубинские мелодии… – Мишель хмыкнул:
– Позволь мне остаться старым ретроградом, мой милый… – рядом с Ладой он не чувствовал возраста:
– Словно я скинул двадцать лет, – весело подумал Мишель, – словно я опять в кабаре на Елисейских полях… –
– Мы встретимся в вечности, в синеве бесконечности… – голос Пиаф оборвался, она покачнулась. Хана, вскочив из-за рояля, поддержала певицу. Зал взорвался криками:
– Момо, на бис, на бис… – она устало покачала головой, опираясь на руку Ханы. Падчерица и Момо исчезли в коридоре, Мишель наклонился к Ладе:
– Вас водили на Пер-Лашез, к Стене Коммунаров… – девушка растерянно отозвалась:
– Нет, товарищ де Лу… – Мишель почувствовал себя неловко под пристальным взглядом Гольдберга:
– Он боится, что Лада здесь с заданием. Ерунда, по ней видно, что она актриса, а не агент… – достав записную книжку, Мишель сверился с завтрашним расписанием:
– До обеда есть время. Рядом с кладбищем много дешевых пансионов… – он отогнал эти мысли:
– Нельзя. Я покажу ей исторические могилы, посидим в бистро… – он улыбнулся:
– Неподалеку от Стены мой семейный склеп. Я заберу вас утром из отеля, если хотите. Устрою вам экскурсию… – Лада обрадованно кивнула: «С удовольствием, товарищ де Лу».
Ветер носил лепесток розы по белому мрамору склепа. На кладбище было по-утреннему тихо, гравий дорожки шуршал под ногами. Мишель поправил алую ленту на венке гвоздик, рядом с высеченной надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». В Международный Женский День социалисты и коммунисты оставляли цветы на могиле покойного Волка, Максимилиана де Лу. Светлая прядь выбилась из-под шляпы Лады, девушка шевелила губами:
– Мэтью Бенджамин-Вулф. Господь, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас. Жанна Кроу, в девичестве, де Лу. Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. Джон Холланд, граф Хантингтон, герцог Экзетер и его сын, младенец Джордж. Будь верен до смерти и я дам тебе венец жизни. Мишель де Лу, генерал Лобо. Dulce et decorum est pro patria mori… – месье де Лу указал на латинские буквы:
– Мой прапрадед был сподвижником Наполеона. Он сражался с генералом Боливаром, в Южной Америке. Он погиб в Венесуэле, его расстреляли испанцы, колонизаторы, как тогда говорили. Выходит, что революция у меня в крови. Он был сыном Робеспьера, – Мишель подмигнул девушке, – по семейной легенде… – Лада ахнула:
– Не может быть. Это все ваша родня, – девушка помолчала, – я читала о Волке в детской книжке, о революционерах. Он участвовал в покушении на царя Александра Второго, его убила охранка… – в белокурых волосах месье де Лу сверкала почти незаметная седина. Он развел руками:
– Именно так. Но Волк мой двоюродный прадед. Моего прямого предка, его брата-близнеца, расстреляли у нашего склепа во время восстания Парижской Коммуны. Он был врачом, помогал раненым… – над надписями в память о тете Жанне и Тео, первой жене Теодора, выбили православный крест. Над именем покойной Аннет переливался золотом щит Давида:
– Меня тоже здесь похоронят, – подумал Мишель, – и меня, и Лауру… – вспомнив о жене, он почувствовал, что краснеет:
– Я ничего ей не говорил о фестивале. Впрочем, Лаура и не интересуется моей работой…
Жена проводила дни за пишущей машинкой в кабинете. Она не ездила в издательства, предпочитая обсуждать с редакторами рукописи по телефону. Мишель подумал, что на пороге квартиры могут месяцами не появляться гости:
– Домой я никого не приглашаю, – он скрыл вздох, – надо уважать… – Мишель поискал слово, – ее стремление к покою. Она отказывается от приходящей прислуги, ссылаясь на соображения безопасности… – жена боялась мести беглых нацистов:
– Неизвестно где Барбье, арестовавший ее и Тео в Лионе, где Эйхман, где фон Рабе… – он предупредил Гольдберга, что при Лауре нельзя говорить о возможности того, что фон Рабе выжил:
– И вообще, – Мишель замялся, – я ее долго убеждал, что ты приехал сюда ради черной оспы, а не… – Монах сварливо закончил:
– А не ради мести. Я помню, она опасается тайного трибунала бойцов Сопротивления. Прости, но это ерунда. Лауре не мешало бы… – Мишель покачал головой:
– К аналитику она никогда не пойдет. Она вообще редко покидает апартаменты… – провизию им доставляли на дом. Лаура сама справлялась с уборкой:
– Но мы половину квартиры не используем, – понял Мишель, – мебель покрыта чехлами, комнаты заперты на ключ. Вообще в моем положении надо устраивать суаре, приемы… – он вздохнул:
– Люди понимают, что Лаура, как бы это лучше выразиться… – он продолжил:
– Инвалид. Не только из-за ее физических увечий, но и… – Мишель избегал даже думать о таком:
– Она не сумасшедшая, она разумный человек. Лаура работает, ведет хозяйство, присматривает за детьми, когда они появляются в квартире… – даже в выходные Хана и Пьер предпочитали рано убегать из дома. Хана шла на репетиции в Консерваторию. Сын после мессы встречался с друзьями. Мишель часто ходил с сыном в церковь Сен-Сюльпис. По дороге к храму они болтали о школьных делах Пьера, о новых выставках. Мишель рассказывал о своем, как он говорил, маленьком детективном расследовании. Он писал статью о Маргарет, дочери рыцаря Джона Холланда. Дядя Джованни в Лондоне занялся поисками сведений о женщине в британских архивах:
– Пьер меня слушает, открыв рот, – подумал Мишель, – я ему рассказал и о Марте, современнице Жанны Д’Арк и Ван Эйка. Он любопытный парень, в нашей работе это хорошо. Не будь я любопытен, я бы не обнаружил рисунок Ван Эйка в Мадриде… – эскиз пропал бесследно вместе с Максимилианом:
– Как пропали полотна из наших коллекций, – над кладбищем кружились птицы, – нацисты не станут продавать холсты на открытых аукционах. Такие сделки совершаются приватно, за запертыми дверями… – перед отъездом Адели и Генрика в Швейцарию они получили от Марты список полотен из обоих собраний. Мишель, впрочем, не питал особых надежд: