Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Пошлите срочную радиограмму в Москву, – велел Вольф, – лично товарищу Семичастному, от меня… – выбросив окурок, генерал принялся диктовать.
Пролог
Ленинград, июнь 1962
На борту проржавевшего катера черными буквами написали «Антей». Посудина пыхтела по розовеющей воде канала Грибоедова. Мимо проплыл ободранный, грязно-желтый дом. Кто-то заорал:
– Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса… – замахав полупустой бутылкой, Иосиф
– Никакого Пушкина, пока не свернем налево. Кто здесь жил… – с кормы донесся пьяный голос:
– Она подходит развратной походкой к блюду… – он кивнул:
– Верно. Только еще… – Иосиф погрустнел, – веселость нас никогда не покидала. Вот уже пятнадцать лет мы, по мере своих сил, пишем смешные и забавные сочинения и своим смехом веселим многих граждан… – он вздохнул:
– Ладно. Впереди по курсу, дорогие москвичи… – Павел встрял:
– Собор Спаса на Крови, построенный на месте убийства императора Александра Второго. Тютчев писал о нем:
– Царь благодушный, царь с евангельской душою,
С любовью к ближнему святою,
Принять, державный, удостой
Гимн благодарности простой!
На корме зааплодировали:
– Молодец, – еще одна бутылка пошла по кругу, – в школьных учебниках этого нет, Гудини… – кличка прилипла к Павлу намертво. Витя Лопатин, выпускающийся из французской спецшколы, разнес прозвище по Москве:
– В Питер оно тоже со мной приехало, – усмехнулся Павел, – ладно, я не в обиде… – он затянулся американской сигаретой:
– Витька заперся дома и зубрит. Он идет на медаль, но Плехановка серьезный ВУЗ… – Павлу до поступления на восточный факультет оставался еще год. Ему придали личного куратора, давешнего комитетчика с хорошим китайским языком:
– Учитывая ваши литературные способности, – вспомнил Павел сухой голос, – мы не против, если вы пойдете по журналистской стезе… – рассказ для «Юности» Павел довольно дерзко посвятил памяти родителей:
– Комитет промолчал, – горько подумал он, – наверное, товарищ Котов, кем бы он ни был, действительно мертв… – Павлу все равно казалось, что гэбист не мог быть его отцом:
– Аня пока ничего и не нашла в архивах синагоги, – он бросил взгляд на дерматиновую папку с золоченой надписью: «Участнику межвузовской конференции по истории искусств», – но они с Надей хотя бы знают имя отца… – на папке резали перочинным ножом колбасу.
Павел ухватил оставшийся хвостик, перетянутый скобкой:
– Между прочим, – громко сказал он, – Гудини ладно, но я не школьник, а студент профессионального училища… – ленинградцы засмеялись:
– Кроме твоих сестер, больше здесь девушек нет. Обещаем молчать, если таковые появятся в компании. Но с твоими талантами ты давно мог нарисовать себе другую дату рождения… – о документах Бергера знали, как думал об этом Павел, только на теневой стороне его жизни. Он несколько раз выполнял заказы Аркадия Петровича, как выражался о работе старик:
– Его поставили смотрящим вместо покойного Алексея Ивановича, – окурок, зашипев, упал в воду, – я пока тружусь в тех кругах, что называется, на имя… – комитетчики не возражали против их визита в Ленинград, или Питер, как говорили местные ребята:
– Аня действительно участвует в конференции, Надя сделала вид, что хочет подготовить экскурсии по городу, а я отговорился необходимостью посетить музеи…
Их поселили в неплохой квартире рядом с Городским Детским парком, в прошлом Таврическим садом. До дома Иосифа, где когда-то жили Мережковский с Гиппиус, им было четверть часа ходьбы. Аня, отлично ориентирующаяся в любом месте, за день разведала проходные дворы по дороге:
– Большой Дом, по местному выражению, тоже рядом, – презрительно сказала сестра, – но нам это не помешает. Топтунов мы стряхнем, но помните, что звонить надо только из городских будок… – Надя повела дымящейся сигаретой:
– Разумеется. Так… – она сверилась с листком бумаги, – Иосиф организовывает катер и спиртное, а все остальное на нас… – «Антей» миновал унылое здание церкви, где отпевали Пушкина. Храм давно лишился купола с крестом:
– Погиб поэт, невольник чести… – загалдели ребята. Павел поинтересовался:
– Куда дальше, капитан с сигаретой во рту… – в начале вечеринки Иосиф прочел стихи о буксире:
– Мы плывем, перед нами прекрасный пейзаж… – весело отозвался тот, – кстати говоря, где кок с прекрасной поварешкой в руке… – Надя, в подвернутых мужских джинсах и большой ей тельняшке, выглянула из люка, ведущего в крохотный трюм «Антея». Темные волосы сестры развевал ветер с Невы. Аня выставила на дно катера поднос бутербродов:
– Последний шпротный паштет, – сестра нахмурилась, – Иосиф, у нас есть рыболовные снасти? Кажется, придется переходить на подножный корм, то есть подводный… – парень подмигнул ей:
– Мы держим путь на запад, девочки-сестры. В тамошних закромах найдется закуска… – Надя позвенела бутылками:
– Три водки… – чья-то рука немедленно потянулась за бутылкой, – и шесть вина, но на часах нет и пяти утра…
По правую руку показался дом Пушкина. Вывернув руль, Иосиф направил катер в Зимнюю Канавку. Павел внезапно почувствовал тоскливую боль внутри:
– Здесь так красиво, – ветер резал слезящиеся глаза, – не хочется отсюда уезжать. Это как с Флоренцией, словно я здесь родился… И мерцает Нева в серебристом огне…
Тихая вода канала отливала жемчугом. Павел проводил глазами неприметную служебную дверь Эрмитажа:
– Хорошо, что Аня не болтает о том, сколько мне лет. Девушка, Ирина, работает в музее… – с недавней выпускницей Академии Художеств Павел познакомился в курилке конференции:
– Она считает, что мне двадцать… – юноша скрыл улыбку, – надо позвонить ей завтра, то есть сегодня. Она обещала провести меня в запасники музея…
Катер нырнул под очередной безукоризненный мост, Павел открыл рот. Золоченый шпиль Петропавловки резал серые волны Невы, на востоке разгорался ясный рассвет. «Антей» повернул налево, вниз по течению. Павел заметил силуэт катера, огибающего Стрелку: