Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Мои внуки будут ездить в московском метро и видеть его лицо, – уверенно сказал он, – Иосиф Виссарионович сделал из СССР великую державу, выиграл войну… – худощавая женщина в обтрепанном плаще, по соседству с толстяком, нехорошо прищурилась:
– Выиграл. Заморил голодом Ленинград, а сам сидел в Куйбышеве. Пусть его имя сотрется из памяти людской… – очередь зашумела. Генрих замер:
– Поэтому нас ставят в оцепление. Завтра ночью они будут перезахоранивать Сталина. Поверить не могу, я все увижу собственными глазами… – он нащупал
– Ладно Сталин, с ним навсегда покончено… – Генрих искренне в это верил, – но как узнать о судьбе дяди Джона? Американских сигарет мне больше не достать… – он понятия не имел, что случилось с мистером Мэдисоном, – то есть я могу пойти в ГУМ к спекулянтам. Но не в сигаретах дело, мне надо связаться с посольством…
Раньше Генрих хотел воспользоваться помощью прелатов в храме святого Людовика. После шифровки, попавшей в руки КГБ, с соучениками из Польши, торчавшими сейчас, как знал Генрих, на каждой мессе, такое было невозможно. Он вежливо сказал вставшей за ним в очередь пышной даме:
– Я перед вами, сейчас приду… – он хотел покурить на свежем воздухе:
– Вроде снег пока не начался, – над Лубянкой, в разрывах туч, светило солнце, – мне надо подумать, как лучше все сделать, как найти Бергера… – Генрих запомнил адрес прописки юноши, но сомневался, что Бергер захочет с ним разговаривать:
– Он понимает, что его родственник погиб от рук милиции или КГБ… – юноша толкнул тяжелую дверь, – он меня и на порог не пустит, как он сделал в Марьиной Роще. И вообще, – Генрих чиркнул спичкой, – та девушка просто напоминала тетю Розу. Мало ли кто на кого похож…
Он едва не выронил сигарету:
– Это товарищ Матвеев, Паук, ошибки быть не может… – прижавшись к колонне театра, Генрих попытался затеряться за головами толпы экскурсантов, заполонившей портик:
– Квадрига Аполлона работы скульптора Клодта символизирует устремленность советского искусства в коммунистическое будущее… – хорошо поставленным голосом говорила монументальная дама в норковой шапке, – пройдемте дальше, товарищи…
Паук носил скромную, но отличного качества дубленую куртку, на светлые волосы падал все же начавшийся легкий снежок. Он остановился у третьей колонны, держа букет кремовых роз:
– Комитетчик на свидании, – Генрих не собирался задерживаться в портике, – ладно, какая мне разница, что у него за барышня… – Генрих заметил рядом с фонтаном в скверике знакомую фигуру. Он даже не стал прищуриваться:
– Ерунда, мне все чудится. Что Густи делать в Москве… – окурок жег ему пальцы, но Генрих не замечал боли. Сердце прерывисто забилось:
– Этого не может быть, я не верю. Но это Густи, сомнений нет… – пробежав одним духом по ступенькам, Густи распахнула руки: «Здравствуй, мой милый!».
– So, darling, stand by me… – Саша лениво насвистывал, прислонившись к беленой стене под криво висящим портретом Хемингуэя. На разоренной тахте валялся шелковый бюстгальтер. Платье Невесты свешивалось с кресла, заваленного помятой одеждой. С кухни доносилось громыхание. Невеста обживалась в квартирке:
– Она, словно в Берлине, изображает из себя примерную женушку… – Саша зевнул, – теперь мне от нее долго не избавиться… – по словам девушки, посольство не чинило ей препятствий в выходе с территории:
– На Софийской набережной все спокойно… – Саша стряхнул пепел, – ночные охранники, видимо, слушали футбол по радио. Они не обратили внимания на выстрелы. К тому же, ворота посольства выходят на площадь, а не набережную… – размеренно тикали часы.
Потушив сигарету, он забросил за голову сильные, загорелые руки:
– Еще полчаса и можно ее отправлять восвояси. Вечером меня ждет более приятное времяпровождение, пани Данута… – Саша встречался с будущей Монахиней на Лубянке, для обсуждения результатов слежки за костелом:
– Но закончим вечер мы здесь… – с кухни повеяло кофе, – пани Данута пока не успела мне надоесть… – Саша ни в грош не ставил таких девушек:
– Они словно Куколка, расходный материал. Маша была другой, я ее уважал и любил. Она бы стала отличной женой, матерью моих детей. Другие девки годны только для постели. Невеста мне даже там давно наскучила… – Саша заставлял себя изображать интерес к девушке:
– Она пробудет в посольстве год, а то и больше. Ладно, придется потерпеть. Если 880 и М выжили, они вынырнут на поверхность, во всех смыслах этого слова. Вынырнут, появится в поле нашего зрения… – пока, судя во всему, герцог Экзетер не навещал посольство своей страны:
– Невеста не играет, не притворяется… – решил Саша, – она откровенна, когда говорит, что со вчерашнего дня никаких визитеров на Софийской набережной не было… – он пока не интересовался более не существующим тайником в Нескучном Саду.
Сначала, по распоряжению начальства, ему надо было выяснить обстоятельства, при которых полковник ГРУ Пеньковский продался западу:
– Невеста не врет насчет своего дядюшки… – хмыкнул Саша, – я по глазам ее вижу. Товарищ Котов ее расслабил байками насчет Ворона, приучил к нам. Она словно собака, предана хозяину, то есть мне… – наставник сделал вид, что пострадал от послевоенных репрессий:
– Меня арестовали в сорок восьмом году, как участника так называемого сионистского заговора в МГБ… – вздохнул товарищ Котов, – я пять лет провел в местах, не столь отдаленных… – Саша восхищался правдоподобностью рассказов ментора:
– Если бы я не знал, что он в это время выполнял задания партии и правительства, я бы тоже ему поверил. Он кого угодно к себе расположит, мне тоже надо стать таким… – Саша знал за собой некую нетерпеливость:
– Мне скучно тратить время на предателей, – понял он, – когда я с Невестой, я украдкой посматриваю на часы. Но дело есть дело, я должен играть в любовь…