Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Но книги у него отличные, почти все на французском языке… – Павел сказал:
– Я тоже часто заглядываю в «Академкнигу», в букинистический отдел на улице Горького. Я покупаю издания по искусству… – Павел решил не упоминать о занятиях китайским языком:
– Пусть он считает, что я Бергер, что мне восемнадцать лет… – он окончательно сжился с двойником, как весело думал Павел, – иначе у него возникнут резонные вопросы, как возникли они у меня…
Воскресный рассвет был тихим, квартира еще спала. Сняв сковородку с плиты, Павел решил
– Может быть, она поймала такси, поехала к себе на квартиру. Убежала она из-за патруля. Она иностранка, все иностранцы на особом счету, пусть даже они из соцстран… – на второй конфорке засвистел чайник. Павел услышал резкие звонки в коридоре:
– Три, – он повернулся к Виктору, – это к вам. Что, твой отец уехал без ключей… – парень неожиданно побледнел:
– Что-то здесь не так… – сунув ему прихватку, Павел распорядился:
– Я открою… – он бросил взгляд в унылый двор с жестяными баками для мусора:
– Вроде никаких машин нет. Хотя отсюда не видно выхода на улицу, а милиция могла подъехать именно туда. Но что здесь забыла милиция в шесть утра, в воскресенье…
Это была не милиция. Щелкнув замками квартирной двери, откинув цепочку, Павел увидел серые, с прозеленью глаза. За его спиной маячило двое в штатских пальто. Комитетчик, как о нем думал Павел, сбил мокрый снег с каштановых волос:
– Доброе утро, позвольте войти…
Не дожидаясь разрешения, отодвинув Павла крепким плечом, он направился в комнаты Лопатиных.
На Арбат Генриха послал Скорпион.
Тела четырех людей, погибших в перестрелке, достали из Москвы-реки после полуночи. Трупы пока отвезли в закрытый морг на Лубянке. Туда же, только в тюрьму, отправились и остальные мерзавцы, как их назвал товарищ Матвеев. Александр курил у открытой форточки предбанника в морге:
– Оружия при них мы не нашли, – коротко сказал он Генриху, – реку обыскивают… – Саша не сомневался, что ворье, как он думал об арестованных, побросало пистолеты в воду:
– Сейчас ничего не докажешь, – устало подумал он, – даже если мы поднимем стволы, все отпечатки пальцев будут смыты… – особые бригады водолазов работали у Большого Каменного моста, однако тела 880 и М бесследно пропали. Арестованные, разумеется, не упоминали о гостях столицы:
– Они делают вид, что вышли на рыбалку, – желчно сказал Саша Генриху, – ловить старые сапоги и всякий хлам… – он раздул ноздри:
– Подонки даже не признались, кто они такие. Хорошо, что у нас есть дактилоскопическая картотека… – все арестованные и убитые оказались судимыми:
– После войны он два раза сидел за кражи… – Саша потряс папкой гражданина Лопатина, – МУР утверждает, что мы подстрелили московского смотрящего…
Генрих отлично знал от отчима, кто такой смотрящий, но велел себе недоуменно поднять бровь:
– Он наблюдает за порядком среди ворья, хранит общую кассу, – объяснил Александр, – смотрящий всегда работает на самой незаметной должности или вообще получает пенсию. Он не должен вызывать подозрений окружающих… – гражданин Лопатин трудился кладовщиком в ресторане Ярославского вокзала. Генрих не сомневался, что дядя Джон вышел на него, пользуясь сведениями Волка:
– Но теперь ничего не спросишь, – понял он, – Лопатин мертв, а дядя Джон, если он действительно был в лодке, исчез… – услышав о перестрелке на реке, Генрих больше всего боялся увидеть в морге тело дяди:
– Непонятно, откуда Комитет взял шифровку, – пришло ему в голову, – но если дядя Джон воспользовался помощью священника, как в сорок пятом году, значит, прелат состоит на содержании Лубянки… – юноша напомнил себе, что сейчас это не имеет никакого значения:
– Думай не о дяде Джоне, думай, что сказать мальчику… – Генрих не представлял себе, как и что ему надо говорить:
– У Лопатина есть сын, парню сейчас шестнадцать… – Скорпион полистал папку, – он усыновил пацана в пятидесятом году, пятилетним. О жене ничего не упоминается, но у воров официальных жен не бывает. Поезжай на Арбат, потряси его сожительницу, если она на квартире, допроси этого Виктора…
Генрих резонно заметил, что допрашивать несовершеннолетнего можно только с санкции прокурора, в присутствии его родителей или органов опеки. Скорпион успокоил его:
– Санкцию нарисовали… – он покачал пальцем над головой, – подумать только, идет съезд партии, а негодяи устраивают шпионскую акцию в полном виду Кремля. В общем, вытяни из домашних Лопатина все, что сможешь. Ты будущий педагог, – Скорпион усмехнулся, – тебе и карты в руки, в работе с подростком. Напомни ему, что уголовная ответственность наступает с четырнадцати лет…
Ребята в штатском, местные коллеги Генриха, изображали представителей органов опеки. Генрих совершенно не ожидал увидеть в арбатской квартире знакомое лицо:
– Но это точно парень, стиляга. Я его встречал у Колонного Зала. Потом я приехал в домик арестованного Бергера, он открыл мне дверь, как сейчас… – судя по яичнице и кофе на столе карельской березы, ребята завтракали:
– Рановато для воскресного завтрака… – Генрих оглядел антикварную мебель, – значит, так живет простой советский кладовщик… – он махнул лубянским удостоверением:
– Я работник Комитета Государственной Безопасности, – Генрих увидел в глазах прислонившегося к двери стиляги нескрываемое презрение, – я должен задать вам несколько вопросов, Виктор… – младший Лопатин, изящный подросток с приятным лицом, явственно побледнел:
– Если ваша мать в квартире, – мягко добавил Генрих, – позовите ее, пожалуйста… – тикали часы черного дерева. Юноша посмотрел в сторону:
– Мама умерла в пятьдесят третьем году… – он помолчал, – а что случилось, товарищ… – Генрих поймал взгляд одного из коллег. По правилам, Лопатина, несовершеннолетнего сироту, полагалось отправить в детский приемник: