Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– У Ани с Надей есть отец. Они упорные, они добьются своего и найдут доктора Гольдберга. Они дочери героя… – в аннотации под снимком упоминалось, что врач, под кличкой Монах, руководил движением Сопротивления в Бельгии, – а я сын гэбиста, державшего маму в заключении на зоне. То есть на вилле, но все равно на зоне… – Павел не мог думать об отце без ярости. Подросток утешал себя тем, что может не иметь никакого отношения к Котову:
– Я совершенно на него не похож, хотя и на маму тоже. Близняшки ничего не помнят, им тогда было всего три года. Может быть, я приемный сын мамы,
– Он мог меня сунуть в дом ребенка на зоне, но почему-то оставил в живых. Наверное, я все-таки его ребенок… – Павел зашел в прокуренную телефонную будку:
– Аня поехала в Лефортово, в госпиталь… – ему стало тоскливо, – сегодня суббота, может быть, Данута звонила в мастерскую Неизвестного… – он хотел побыть с кем-то рядом:
– Дануте я тоже ничего не могу рассказать, – понял подросток, – но мне станет легче, если я ее увижу… – он услышал хрипловатый басок мэтра:
– Твоя барышня звонила пару часов назад. Обещала перезвонить после обеда… – Павел обрадовался:
– Надо куда-то с ней сходить. Деньги у меня есть, паспорт Бергера в порядке… – он вспомнил разговоры ребят в училище о ресторане-поплавке, пришвартованном на Канаве:
– В заведении играют джаз и даже рок, когда поблизости нет комсомольского патруля… – выкинув окурок в разбитое стекло будки, Павел попросил:
– Передайте, что я жду ее в девять вечера на выходе из метро «Новокузнецкая»… – положив трубку, он понял, что улыбается:
– Аня ночует в госпитале, ей ставят койку в палате. После ресторана можно поехать с Данутой на арбатскую квартиру. Надо купить цветы, забежать в парикмахерскую, зайти в ГУМ, то есть в тамошний туалет, за презервативами…
На Загородном зазвенел трамвай. Щурясь от яркого солнца, Павел вприпрыжку побежал к остановке.
Генрих понятия не имел, что за цифры получили другие курсанты разведывательной школы. Преподаватель раздал каждому аккуратно вырезанный из фотокопии столбец с рядом пятизначных чисел. Юноша незаметно оглядел унылый класс, деревянные столы, карту СССР и портрет Дзержинского на стене:
– Видно, что дело срочное. Нас вызвали сюда по телефону, несмотря на вечер субботы… – Генрих намеревался сходить с ребятами на «Полосатый рейс». Комедию хвалили, парни хотели потом заглянуть на танцы:
– Но не со своими самоварами… – расхохотался кто-то в предбаннике общежитской душевой, – в университетском доме культуры можно подцепить кадры другого полета… – по слухам, каждые выходные в ДК МГУ на улице Герцена играл самодеятельный джаз-оркестр:
– Кадры другого полета и не взглянут на штукатуров и каменщиков… – скептически отозвался еще один рабочий, – зачем мы им нужны… – Генриха похлопали по плечу:
– Ничего, у нас есть тайное оружие, наш иностранец… – ребята всегда отправляли Генриха в разведку, как они выражались:
– Ты коротышка, – весело говорили парни, – но обаятельный, язык у тебя подвешен отлично. Девушки тобой интересуются, а потом в дело вступаем мы…
На танцах Генриха часто принимали за выходца из Прибалтики. Юноша склонился над чистым блокнотом:
– Из-за моего акцента. Но я не успел и галстук завязать, как меня позвали к телефону на посте вахтеров… – вместо «Полосатого рейса» Генрих оказался в неприметном здании на задворках улицы Кирова, неподалеку от гранитного бастиона Лубянки:
– Перед вами дело чрезвычайной важности, – сухо сказал преподаватель, невысокий человек в штатском, – мы должны взломать шифр… – он постучал пальцем по фотокопии, – как можно быстрее… – Генрих понял, что в аудитории собрали только отличающихся способностями к математике:
– Мы каждую неделю проходим испытания, – хмыкнул он, – по математике, по языкам… – весь последний год, проведенный в восточногерманской армии, Генрих делал вид, что занимается английским и испанским языками:
– Я их знаю, как и латынь, но я автомеханик, выросший в подвале, – хмуро подумал он, – я не могу просто так выйти к доске и заговорить по-английски… – преподаватели языков на Лубянке хвалили его усердие в самоподготовке. Генриху опять пришлось вернуться к нарочитым ошибкам в домашних заданиях:
– Английский у меня родной, испанским я владею неплохо, но отсутствие ошибок вызовет подозрения… – в языковых классах с ним сидела и фальшивая Света:
– У нее отличный английский, – подумал Генрих, – по-испански она тоже бойко объясняется. Интересно откуда она родом? В СССР до войны приезжали негры, коммунисты из США. Может быть, она из такой семьи…
Юноша понимал, что думает о Свете, чтобы не возвращаться глазами к столбцу цифр. Света его, разумеется, не волновала. Гораздо больше мысли Генриха занимала неизвестная девушка, проехавшая вчера мимо него на эскалаторе станции «Дзержинская»:
– На «Охотном ряду» она была одета бедно… – он упорно смотрел мимо столбца цифр, – но вчера носила пальто с мехом. Неужели за мной следят, пустили хвост, как выражается мама… – мать объясняла, что одежда сильно меняет человека. Генрих и сам замечал, что в рабочем комбинезоне каменщика он выглядит по-другому, чем в костюме:
– Филеры… – он вспомнил старое слово, – переодеваются, чтобы сбить с толку объект, если говорить языком Лубянки. Но я ничего подозрительного не делал, в Нескучном Саду я давно не появляюсь… – Генрих подавил желание опустить голову в руки:
– Но если меня подозревают, вряд ли меня бы вызвали для помощи с шифром… – по словам преподавателя, шифром сейчас занимался весь штат его отдела:
– Но десяток голов лучше, чем одна… – он покачал пальцем, – у вас хорошо обстоят дела с математикой, похожие шифры мы изучали на занятиях… – Генрих узнал комбинации цифр:
– Мне ничего не надо взламывать, – бессильно понял он, – шифр писала мама… – мать объяснила, что показывает ему шифр на всякий случай:
– Учитывая, что ты будешь посылать открытки в Западный Берлин, вряд ли он тебе пригодится… – Марта помолчала, – код используют только в очень срочных случаях. В посольствах его знают, мы разослали шифр и ключ… – в столбце Генриха говорилось, что британское представительство в Москве, в ночь с субботы на воскресенье должно ожидать гостей с реки: