Вендия 2. Незримые нити
Шрифт:
Но, в конце концов, Амьен согласился тихо посидеть в комнате и ничего не трогать, пока Конан «найдет кого-нибудь, кто мог бы ему помочь».
Киммериец даже не надеялся, что разум однажды вернется к туранцу. Тех, кто над ним поработал, такой исход вряд ли бы устроил. Так что, следовало поскорее придумать, как разрешить проблему с Амьеном с наименьшими потерями для сотни.
Было два варианта: во всеуслышанье объявить, что десятник сошел с ума, либо же, наоборот, сделать круг посвященных предельно узким.
Конан отлично
В случае огласки, немедленно пошли бы разговоры о том, что среди туранцев появился второй Хамар. Еще один случай помешательства поданного царя Илдиза за весьма краткий срок настроил бы против солдат чуть ли не всех жителей Айодхьи. Власти Ведиии тоже не остались бы в стороне.
Попытка же скрыть помешательство Амьена могла обернуться еще худшими последствиями. Ведь если кто-то пытается что-то скрыть, вероятно, он это делает не просто так, а руководствуется какими-то тайными умыслами. Подобный вариант уже рождал прямой повод для обвинения туранцев в заговоре против Вендии.
Конечно, Амьена можно было просто убить. Но для Конана это означало поступиться собственной совестью.
Еще раз все обдумав, киммериец пришел к выводу, что лучше будет пока о недуге Амьена не распространяться. Он все еще собирался разобраться в череде последних убийств, а также прочих событий тесно с ними связанных, вроде появления тени и помешательства Амьена. И если в городе все до одного жители начали бы воспринимать туранских солдат как источник угрозы, задача его сделалась бы почти невыполнимой.
Поэтому стоило рискнуть и смолчать.
Выйдя от Амьена, киммериец в первую очередь отыскал Хасана и Масула. Этим двоим десятникам он доверял сейчас больше, чем другим. Ведь кого-то в тайну, все равно, пришлось бы посвятить.
— Н-да, неприятность, — заключил Хасан, глядя на потерявшего рассудок товарища.
Сотник и двое десятников стояли в комнате Амьена и внимательно смотрели на болезного, который в свою очередь не менее внимательно смотрел на свои пальцы.
— Это еще не все, — поспешил «обрадовать» подчиненного Конан.
Он пока рассказал Хасану с Масулом лишь о том, в каком состоянии он обнаружил заменившего покойного Газила десятника.
— Есть еще одна вещь, о которой я очень не хотел говорить, — продолжил он. — Вам тоже лучше будет держать язык за зубами. Вчера утром ко мне приходил Шеймасаи. Он рассказал, что от каких-то своих людей ему стало известно, что один из нас имел встречу с фансигарами. Речь шла об Амьене. Кто такие фансигары вам объяснять надо?
— Нет, сотник, — отозвался Хасан. — Я знаю.
— Я тоже, — подтвердил Масул.
— Тогда мне не нужно объяснять и того, — сказал Конан, — какими неприятностями могло обернуться для нас это известие. Одних только разговоров о связях солдат с фансигарами хватило бы для того, чтобы выставить нас из страны. Если же подозрения в том, что у нас водятся друзья среди
— Простые люди решат, что мы точно что-то замышляем, — ответил Масул. — Власти же займутся расследованием, которое нас не просто унизит, а куда хуже…
— Нельзя, чтобы про Амьена узнали, — заключил Хасан. — Я считаю, что даже в сотне никто не должен знать, что он сошел с ума. Так будет безопаснее.
— Я с тобой согласен, — сказал Конан ветерану. — Действовать будем так, как договорились. Никто не должен будет покидать казармы без веских причин. Причем это правило коснется лишь десятников. Простые солдаты будут получать разрешение на выход в столицу лично у меня. Так мы сможем держать ситуацию под контролем.
— Рано или поздно от нас отстанут, — сказал Хасан. — Из казарм благополучию Вендии мы навредить никак не сможем. Дождемся приказа из Аграпура о возвращении в Туран…
— А если до этого времени, — поинтересовался Масул, — вендийцы попросят нас дать им возможность побеседовать с Амьеном? Они ведь могут так поступить, если всерьез подозревают, что он имеет отношение к фансигарам.
— Амьен – болен, — принял решение Конан. — Именно этой версии мы будем придерживаться. Кроме нас троих, никто не должен, что происходит на самом деле. Ты, Хасан, временно примешь командование над остатками десятка Газила. Объяснишь им, что Амьен подхватил какую-то заразную хворь. Я поговорю с Шеймасаи, постараюсь убедить его посодействовать нам. В любом случае, ближе к вечеру я организую визит лекаря к Амьену. Настоящего или актера, разберусь по ходу дела.
Больной тем временем ползал по кровати из конца в конец и с подозрением поглядывал на трех визитеров.
— С ним что делать будем? — спросил у киммерийца Масул и указал на Амьена. —– Сможешь с ним договориться, чтобы он сидел здесь тихо?
— Сомневаюсь, — признался сотник.
— Связать его, — безо всякого пиетета к больному товарищу предложил Хасан. — В рот засунем кляп. Дверь закроем. После того, как «лекарь» его осмотрит, один из нас возьмет на себя обязанность ухаживать за ним.
— И кто же это будет? — с ухмылкой спросил киммериец. Ничего приятного в том, чтобы кормить, поить и убирать за безумцем, он не видел. — Ты или Масул? Я не могу: мне постоянно приходится бывать в городе.
— Мне все равно, — спокойно ответил Хасан. — Могу и я.
— Значит, так и решим, — согласился Конан.
— Но вот насчет того, что тебе постоянно приходится бывать в городе…
Хасан замялся и не договорил.
— Что?
— Ты уверен, что поступаешь разумно? — закончил фразу пожилой десятник. – Я понимаю, что у тебя обязательства перед Шеймасаи и Телидой, но вряд ли они не могут подождать несколько дней.