Вендия 2. Незримые нити
Шрифт:
В бою Конан Бернеша не видел. На тренировках он демонстрировал неплохое владение саблей и луком, но не более того. Кровожадности за ним также никто не замечал. Так что киммерийца сильно мучил вопрос: чем именно занимался бастард во всех свих бесконечных битвах. Явно, что в первые ряды не лез…
Вдобавок ко всему Бернеш хорошо знал вендийский.
Странная личность…
… но люди из тайной службы заверили киммерийца, что среди десятников нет никого, кому нельзя было бы доверять. А Бернеша-то они наверняка проверяли с особой тщательностью.
И
Что ж, тяжелый выбор…
В конце концов, киммериец его сделал.
— Вечером разыщу Бернеша и расскажу ему все, что знаю, — объявил он для самого себя. После небольшой паузы все же поставил одно условие. — Если доживу до вечера.
Особенно актуальной эта мысль становилась с учетом того, что обязанности посетить Шеймасаи с киммерийца никто не снимал.
Потихоньку посылая небесам проклятья за их неблагодарность, Конан покинул уютный тенистый уголок и продолжил свой путь в людском море. Он и впрямь за последние дни научился неплохо лавировать в потоках забивающих собой все улицы Айодхьи людей, носилок и коров.
Либо, наконец, у Конана образовалась привычка, либо же из-за свалившихся на него неприятностей он сам неосознанно начал требовать от себя не допускать слабостей ни в чем, даже в мелочах.
По пути киммериец старался тайком наблюдать за стражами: будут ли они проявлять к его персоне какое-то особое рвение. Открытого неприятия заметно не было, но все же взглядами Конана провожали весьма внимательными.
Значит, в самом деле, подозрения Хасана и Масула имели под собой почву.
Стражи раджи Айодхьи Нараина получили приказ следить за туранцами. Киммерийцу очень хотелось бы узнать, кто именно отдал это распоряжение. Одно конкретное имя.
Вот так возникла и еще одна причина сожалеть о гибели Сатти. Тот был ни много, ни мало тысяцким, и его можно было уговорить, несмотря на все его принципы, узнать, кто именно так интересуется сотней.
Теперь друзья у киммерийца оставались лишь среди стражей повелителя, если, конечно, Тхана можно было считать другом.
Стражи раджи и стражи повелителя…
Киммериец вдруг понял, что проглядел одну важную деталь. В общей суете он совершенно забыл о взаимоотношении людей, служивших повелителю и служивших радже. Их интересы не всегда были общими. Что если стражи повелителя остались лояльны к туранцам?
Стоило помнить о такой вероятности. Тот же Сатти считал, что киммерийцу не повредит поговорить с Тханом.
Но прежде предстояло выдержать разговор с новым посланником Турана в Вендии.
У входа в посольства люди Шеймасаи – туранцы, что прибыли с ним из Аграпура, и вендицы, набранные в охрану посольства здесь в Айодхье, привычно одарили Конана взглядами, в которых явно читались подозрение и неприязнь. Киммерийцу было интересно, чего им такого плохого рассказывал о нем Шеймасаи.
— Посол на месте? — для порядка осведомился у охранников Конан.
— Вам назначено? — в ответ спросил один из вендийцев.
Конан посмотрел на него, как на последнего идиота. Коим охранник, судя по вопросу, и являлся.
— Гонец с известием не приходил? — спросил северянин. — С просьбой принять меня. Колокола два назад.
Часть охранников явственно заскрипела зубами.
— Нет, не приходил, — вендиец, в отличие от товарищей, попался крепкий.
— Значит, мне не назначено! — рявкнул Конан. На него и так проблем навалилось больше, чем мог бы выдержать нормальный человек, так еще и болванов вокруг меньше не становилось. — На месте посол?
— Да.
Это влез в разговор один из двух присутствовавших у ворот туранцев.
— Благодарю.
Киммериец представил, что было бы с Шеймасаи, если бы кто из солдат решил поинтересоваться у него, назначил ли ему киммериец встречу или вздорный туранец приперся просто без предварительной договоренности. От казарм, наверное, и камня не осталось бы.
Сам Шеймасаи как-то заметил, что киммериец в посольстве второй человек. Конан выставлять напоказ свое положение не любил, но одно дело – позволять определенные вольности тому же Бернешу, и совсем другое – терпеть хамство со стороны посольской прислуги.
Во дворе посольства толкущегося народу за последние дни прибавилось. То ли Шеймасаи вплотную приступил к выполнению обязанностей посла, то ли неприятности, постигшие сотню, коснулись и его.
Больше препятствий на пути движения киммерийца к комнате, в которой обычно трудился Шеймасаи, никто ему не чинил. Лишь перед входом охранники вежливо попросили сотника оставить у них все оружие. Вежливо!
Впрочем, внутри дворца откровенных грубиянов Конану не встречалось. Разумеется, за исключением владельца этого самого дворца.
— Что-то ты не спешил ко мне на встречу, — поприветствовал Шеймасаи Конана, когда тот в сопровождении охраны вошел к нему в комнату. Охранникам же адресовалась вторая часть послания. — Все в порядке, оставьте нас наедине.
Киммериец дождался позволительного жеста со стороны посла, разрешившего присаживаться, куда гостю удобно будет. Конан выбрал стул прямо перед столом Шеймасаи. Стол, как обычно, был просто завален бумагами.
— Я говорю абсолютно серьезно, — продолжил посол. — Я ждал тебя раньше. Не тебя, так хоть каких-нибудь известий о той проблеме, что я говорил вчера!
Несмотря на раздраженный тон, Шеймасаи держал себя в рамках приличия. Киммериец ожидал худшего.
— Амьена долгое время мы не могли найти. Он пропал сразу после вашего визита, — киммериец не знал, насколько его слова соответствовали истине. Когда именно Амьен покинул сотню, чтобы возвратиться в нее уже безумцем, северянину не было ведомо. — Сейчас он на месте, сидит связанный у себя в комнате. Но с ним есть одна весьма серьезная проблема.
— Говори уже! — поторопил киммерийца посол.