Венец судьбы
Шрифт:
— Ей понравилось, и она пробудет там несколько дней, — сказал он и нежно поцеловал обнаженное плечо Лары. — Особым заклинанием я сделал так, что никто не сможет найти оазис, пока она там.
Вдруг Лара тихо заплакала.
— Калиг, я хотела, чтобы она никогда не узнала об этом. Я не хотела, чтобы она узнала о Колле и о своих братьях. А теперь мне страшно, ведь раз узнала она, то Колгрим тем более сможет выяснить правду.
— Колгрим будет слишком занят поиском невесты и тем, чтобы она непременно родила ему сына, — сказал Калиг.
— Мы ничего не узнаем, пока сами не отправимся в Темные Земли, —
— Но он солжет тебе, — заверил ее Калиг.
— Да, возможно, — согласилась Лара. — Однако он унаследовал от отца самолюбие и гордость. Он не сможет отказать себе в удовольствии похвастать передо мной своим недюжинным умом и талантом. Если я спрошу, то в его рассказе будет хотя бы доля правды. Остальное нам придется разведывать самим. Я знаю, ты хотел пойти со мной, Калиг, но, если ты решишься на это, тебе придется оставаться невидимым. Колгрим не станет говорить так же свободно при тебе, как говорил бы со мной наедине. К тому же ты ведь знаешь, Повелители Сумерек не способны чувствовать присутствие принцев-теней, так что он не заметит тебя.
— Чудесно, любовь моя, — сказал Калиг. — Мы не узнаем всего, но те немногие сведения, что нам удастся получить, помогут нам выведать остальное.
Они заснули вместе, на откидной кушетке, в саду, а когда проснулись, Лара вышла во дворце Калига на балкон с видом на восходящее солнце. Сняв с себя свободное платье, она встала, разведя руки в стороны, развернув ладони к небесам, и стала принимать солнечные ванны, которыми услаждал ее великий золотой небесный шар. Его лучи стремились к ней, наполняя силой. Свет проникал в нее, пронизывал ее плоть, и вот фея уже сама его излучает, а после она сможет призвать его на помощь, когда ей понадобится защита. Когда солнце полностью поднялось над горизонтом, Лара покинула балкон и отправилась искупаться. Потом Кади одела ее в прекрасный белый халат с длинными пышными рукавами и закругленным вырезом. Служанка повязала золотой пояс на талии Лары и надела на ее изящные ножки золотые сандалии. Расчесывая длинные, словно золоченые волосы хозяйки, она аккуратно вплела в них тонкие золотые нити, так что волосы заблестели еще ярче обычного.
Как только Лара была готова, они с Калигом стали завтракать. Он тоже успел принять ванну и теперь был одет во все белое. Его небесно-голубые глаза сияли, выделяясь на фоне смуглой кожи, когда он кормил Лару кусочками сочной дыни, а она, смеясь, соблазнительно облизывала его пальцы. Он остановился и покачал головой, будто осуждая.
— Любовь моя, нас ждет важное дело, и оно прежде всего, — сказал он. — Прошу, не отвлекай меня.
— Тогда перестань кормить меня с рук, словно любимую зверюшку, — парировала Лара, намазывая масло на ломтик свежего теплого хлеба и аппетитно откусывая его.
— Ты права, моя фея, но я не могу устоять перед тобой.
— Я знаю, — ответила Лара, обольстительно улыбаясь. В глазах ее сиял озорной огонек.
— Напомни мне как-нибудь найти себе любовницу, — в пылу сказал он.
— Если ты настаиваешь, — отрезала она. — Быть может, мне помочь
Калиг разразился смехом.
— Представления не имею, как твои смертные мужья выдерживали твой острый язычок, любовь моя.
— Мне казалось, тебе нравится мой язычок, — продолжала дразнить Лара.
— Нет! Нет, прекрати! — уже умолял он, смеясь все громче и задорнее, и она смеялась вместе с ним.
Наконец, они покончили с трапезой и направились в библиотеку Калига, где он достал из шкафа чашу из черного оникса и налил в нее воды из керамического кувшина. Вода в широком, почти плоском сосуде была кристально чистой и неподвижной.
Лара взмахнула над водой левой рукой, произнеся: «Покажи мне Колгрима». Вода потемнела и, тут же вновь став прозрачной, явила Повелителя Сумерек в его тронном зале. Он обращался к Книге Правления, а старый Альфриг стоял подле него. Лара подумала, что канцлер выглядит уставшим.
— Помни, мой господин, ты должен оставаться невидимым, — напомнила она Калигу.
Тот кивнул, а затем, обернув их обоих своим плащом, перенес их в тронный зал молодого Повелителя Сумерек. Калиг приоткрыл край плаща, и Лара ступила в зал, словно из воздуха.
— Колгрим, — вместо приветствия позвала она.
Повелитель Сумерек поднял глаза, неожиданно услышав ее голос, и широко улыбнулся.
— Мама, дорогая! Как мило с вашей стороны посетить меня! Сколько лет прошло? Должно быть, не меньше века? — Он поцеловал ее руку.
Лара почувствовала, как ледяной холод пробежал по спине, но она не выдала своего желания отстраниться.
— Ты оставил свои волосы золотистыми, — отметила она. — Я думала, было бы лучше сделать их темными.
— Мои золотые локоны напоминают всем о том, кто моя мать, — сказал он с улыбкой. — Я уверен, в сочетании с чертами моего отца это замечательно. Для чего вы пришли?
Лара посмотрела на престарелого канцлера:
— Приветствую вас, Альфриг. Не думала, что вы все еще служите.
Старый гном низко поклонился:
— Приветствую, домина. К сожалению, мне никак не удается найти кого-то, кто подходил бы моему господину, хотя, да услышит меня великий Крелл, я очень старался.
Лара посмотрела на Колгрима:
— Что ты будешь делать, если он умрет?
— Он не умрет, — ответил Колгрим. — Я наложил на него заклятие. Он нужен мне.
— А ты действительно настоящий монстр, как твой отец, — сказала Лара, испытывая искреннюю жалость к Альфригу.
— Так зачем вы пришли? — повторил Колгрим. — Я уверен, ваш визит имеет определенную цель.
Он улыбнулся, глядя на нее, и на какое-то мгновение напомнил Ларе его отца, который теперь был заточен в тюрьме глубоко под собственным замком. Колгрим был привлекательным мужчиной. Высокий, статный, с чуть смугловатой кожей, высокими скулами и прямым, длинным носом, с широким чувственным ртом. Густые черные брови нависали над темно-серыми глазами с длинными темными ресницами, позолоченными на концах. Когда он впадал в глубокую задумчивость, глаза его чернели так же, как у его родителя. Лицо его отца было, пожалуй, красивее и выразительнее, а его брат-близнец Колбейн был точной копией Колла, Колгрим же обладал внешностью более волевой и мужественной. Он предпочитал темные одежды, которые когда-то носил его отец.