Венец Венеры
Шрифт:
Почему Зубриков выбрал твист? Да просто потому, что вокруг танца будет накручено всякой таинственной дури, а чтобы репетировать дома запретный и секретный танец, много места не надо - заперся в комнате и танцуй в уголке, придумывая и разучивая новые движения. Танец был простой, но в него можно было напридумывать много всяких своих приколов и обозвать их по-разному. И даже соревноваться - у кого прикольней движение придумалось.
Музыкальной темой для танцулек Лешка выбрал Чабби Чеккеровский «Твист эгэйн», потому что там было потешное кваканье: «У-у-у-у, ква-ква», но и битловский вариант «Твист энд шаут» был не забыт - там вокальная визитная карточка была
Слово «клуб» было английским каким-то, на латинском все было нормально с обозначением закрытого элитарного общества: «каста», от «castus». У слова оказалась просто масса примерно одинаковых значений, но все они были вариациями трех основных: чистота, безукоризненность и благочестивость. И Зубриков был абсолютно согласен с такими трактовками своего начинания: дело он затеял для наведения порядка и чистоты в Европе, и дело это благое и честное.
Favoriti della Morte - Баловни Смерти - звучало таинственно и мощно. Леша знал, что все языческие преклонения перед Смертью отошли в прошлое. Но вот ведь странная вещь - на своем, глубоко интимном и душевном уровне, он лично, прежде всего, искренне почитал две женские «божественности»: Марию и Мару. Еврейская дева-мать и славянская богиня Смерти были ему как-то симпатичны, приятны и понятны, хотя он вообще не мог толком ничего из этого понимания объяснить. Это был случай «Верую, ибо абсурдно», хотя «абсурд» это было довольно сложное логическое понятие, в котором он так и не разобрался, но принимал простое толкование его как «нелепость, нелогичность». Вот Кали, индийскую богиню Смерти, он просто уважал - но совсем не интересовался этой серьезной тетей - там голову свернешь, пытаясь разобраться в простых фактах.
Довольно скоро Пачино признал, что Морозини вполне готов к испытанию. И вот только теперь Марко по-настоящему начал волноваться, потому что в комнату вернулся Никколо с небольшой деревянной коробочкой в руках. Телохранитель подошел к Пачино и встал рядом. Аль совершенно серьезно посмотрел на Марко:
– Пятое правило: танцоры танцуют без обуви и голые по пояс. Разувайся и раздевайся по пояс.
Марко покачал головой, но не стал спорить, это ведь был вызов ему, и он не подведет. Он отошел в угол, и присел в кресло, снял свои туфли, и пурпуэн с сорочкой. Самыми популярными цветами тканей Венеции всегда считались зеленый, изумрудно-зеленый и винно-красный - это были цвета моря и имперского достоинства. Серениссима, блистательная Венеция, была достойной Императрицей Средиземноморья, это она доказала всей Европе.
А вот дальше случилось то, от чего ему поплохело. Он подошел к Пачино и Никколо. И тогда Аль открыл крышку коробки и жестом пригласил Марко полюбоваться на содержимое. Марко заглянул...
Паук! Опаснейший тарантул! Чей укус был смертелен. И только тогда Морозини внезапно понял, на что он дал согласие. И не успел он ничего возразить, как Пачино сунул руку в коробку и схватил паука. И тогда его телохранитель - этот непочтительный наглец Никколо быстро поставил пустую коробку на столик у стены, и подошел к Марко. А Пачино негромко приказал: «Вытяни левую руку, Морозини». И Марко не смог отказать этому приказу. В его голове молниями сверкнули несколько мыслей: «Я не умру! Они не могут меня убить - я Морозини! И я не боюсь».
Тарантиец даже не стал прикасаться к руке обращенного, он видел, что венецианец справится - он просто посадил паука тому на предплечье, и аккуратно придавил пальцем.
Марко даже не почувствовал укуса. В ушах звучали слова хозяина: «В первый раз, чтобы пройти обряд посвящения в члены касты баловней Смерти, тарантул укусит левую руку - она ближе к сердцу, Марко. Если ты не справишься - ты умрешь. И ты умрешь, если не справишься. Ты думаешь: «Их обвинят в моей смерти!» Да - обвинят. Вот только ты не умрешь. Я верю в тебя, Марко - ты будешь хорошо танцевать. Богине будет приятно.
Потом Аль бросил паука на пол, почти в центр залы. Никколо снова оставил их наедине. Пачино улыбнулся:
– Третье правило касты баловней Смерти: в танце участвуют только двое. И твоим партнером буду не я, Марко. Теперь тебе будет приятно.
И за стеной раздалась барабанная дробь. В залу вошла босая, полуобнаженная девушка. И Марко оцепенел - девушка была хороша! Она была сочной, высокой, с аккуратной грудью, белая кожа её ясно выделялась в полумраке комнаты. И на лицо она была чудо как симпатична.
И вдруг барабанная дробь резко прекратилась. Аль Пачино голосом полным веселья и предвкушения предложил девушке показать себя.
И вновь начал играть барабан, и гитара и флейта. И даже пара негромких женских голосов постоянно поддерживала мелодию, повторяя напев «У-у-у-у-увап-вап».
Девушка улыбнулась Марко улыбкой смелой, задорной и возбуждающей, он знал такие улыбки и такие взгляды - она его хотела! Но сейчас она хотела танцевать. И она начала танец первой. Морозини не смог оторвать глаз. Это было совсем не то! Одно дело смотреть на парня. Совсем другое дело - смотреть, как танцует женщина. Марко застыл столбом и сразу понял - тарантелла это не пляска дикаря, это очень странный, но приятный глазу танец, и он может им любоваться очень долго.
Никто не дал ему времени на созерцание. Хозяин толкнул его в плечо и заметил негромко:
– Восьмое и последнее правило касты баловней Смерти: новичок обязан начать танец. Танцуй Марко, ты лучше танцуй. Раздави паука, - он указал на брошенного паука, и добавил абсолютно серьезно.
– Мне твоя смерть не нужна. Посмотрим - насколько ты сам нужен Смерти.
И Марко очнулся и сначала робко начал, но девушка сразу вступила в танец и улыбалась так заразительно, и Пачино присел в кресло и стал играть на гитаре, отчего музыка зазвучала ярче, богаче и призывней.
И Морозини танцевал. Танцевал так, как никогда еще в жизни не танцевал. В голове его скоро помутилось, но он не успел ничего сказать, Пачино сам все заметил: «Танцуйте быстрей!» И музыка стала ускоряться - чуть-чуть, почти незаметно, но ускоряться. И потом Марко никогда так и не смог понять одного - как он выжил. Очень скоро он просто перестал соображать. Сам он танцевал просто, не было сил на большее, но славно вспышками перед глазами мелькала партнерша. Вот она выдавала настоящий огонь! Он многое запомнил. Он многое потом долго учил и повторял в одиночестве.
Никто так и не заметил ту, кто незаметно вошла в залу, остановилась на пороге и откинула капюшон плаща. Если бы кто-нибудь отвлекся от танца, он мог бы понять: насколько пугающей может быть красота. Незнакомка была очень красива, но было в чертах её лица нечто отталкивающее, настораживающее: глаза серели светлой сталью, но искорки золота, придавали им желтоватый оттенок - взгляд зверя - и по цвету, и по настроению. Незнакомка пришла не с добром - губы кривились в чуть презрительной, снисходительной улыбке. Она не хмурилась, но аккуратные брови чуть изогнулись, придавая взгляду и лицу особую строгость.