Венецианская маска. Книга 1

Лейкер Розалинда

— А кто пришьет жемчуг? — быстро спросила Мариэтта.

Его глаза плутовато прищурились.

— Уж не вы ли?

— Конечно, а кто же еще? Ведь Адрианна сделала для меня столько, когда я оказалась в Оспедале, а долги следует возвращать. А насчет того, чтобы пришить жемчужины, так в Оспедале никто не станет возражать, даже наоборот. В свободное время я все сделаю, усядусь у себя в комнате, Да никто и знать не будет. А для меня большая радость принять участие в изготовлении вашего подарка.

— Ну, в таком случае, ваше предложение принимается, — без долгих колебаний согласился синьор Савони, зная, что в Оспедале девушек обучали шитью и некоторым другим бытовым навыкам, причем ничуть не хуже, чем пению, и что успехи Мариэтты и на этом поприще поразительны. Но

согласился он не только поэтому. Дело в том, что между мастерами по изготовлению масок существовала некая, близкая по духу, корпоративная связь, которую он сразу же почувствовал в этой девушке, очень хорошо понимавшей суть этого необычайного явления, ведь и через ее руки прошли десятки этих ширм, скрывающих не только лица, но и души, способных сломать жизнь, привнести любовь и согласие в жизнь одних и распад в судьбы других, отбросить все социальные табу и преграды и создать атмосферу губительной вседозволенности. Но ведь именно маски и создавали ту неповторимую радость, которую несет в себе карнавал, однако они же были ответственны и за все мрачное, злобное и преступное, что также, увы, являлось частью того же карнавала, а посему этот жест должен был служить проявлением бесконечного доверия и любви к ней.

— А покрывала для нижней части лица не будет? — полюбопытствовала Мариэтта.

— Будет непременно. Я уже достал тончайшие кружева из Бурано, тонкие и нежные, как паутинка.

Мариэтта восторженно вздохнула, представив себе, какой прекрасной выйдет эта маска.

— Адрианна будет вне себя от радости, когда получит такой подарок. Она станет для нее бесценным сокровищем. И вы сможете повести ее на карнавал в этой маске, на ее первый в жизни карнавал! Ведь вы же, вероятно, знаете, что мы наблюдали за ним лишь из-за стен Оспедале.

— Да, она мне рассказывала об этом. Так что, как только маска будет готова для того, чтобы нашить на нее жемчужины, я прикажу доставить ее вам. Вам не надо будет ни у кого спрашивать разрешения на эту работу?

— Только сестра Сильвия будет об этом знать. Она вполне может пойти на этот маленький заговор.

— Тогда все в порядке.

Сестра Сильвия не имела ничего против того, чтобы Мариэтта занялась маской, присланной из мастерской Леонардо Савони. Скорее наоборот, ей доставило удовольствие поиграть в тайны, и она всерьез заинтересовалась узором, в котором предстояло расположить жемчужины — эскиз на листе бумаги прилагался к маске. Она и сама была прекрасной, искусной вышивальщицей и красивейший алтарный покров в церкви Скорбящей Божьей матери, вышитый ее руками, служил примером ее титанического труда; но с карнавальными масками она сталкивалась, разумеется, впервые.

— Помочь тебе с этим небольшим покрывалом, если, конечно, доверишь? — с надеждой в голосе поинтересовалась она, любовно поглаживая нежные кружева.

Мариэтта видела, как ей хотелось заняться работой.

— Очень хорошо было бы. Я объясню, как его пришить, когда покончу с жемчужинами.

Нашивание жемчужин — работа довольно сложная, требующая самой тонкой иглы, но, несмотря на все сложности, Мариэтта с огромным удовольствием взялась за дело. Она нашила с десяток жемчужин и, отложив маску, принялась готовиться к ридотто, намеченному на сегодняшний вечер, устраиваемому венецианской аристократией. У них было еще одно название — «казино». Они пользовались популярностью, и, как мероприятия частного характера, допускали парочку-другую иностранцев или просто невенецианцев, тем более, что не подпадали под закон о запрете на азартные игры. Впрочем, что касалось этого закона, так большинство тех, кто за него ратовал, на самом деле оставались рьяными сторонниками таких развлечений. Руководство школы ничего не имело против выступлений на них своих хористок, певших для публики, ведь с игроками они не общались. Организация таких вечеров всегда оставалась на высочайшем уровне, и если и происходили кое-какие контакты любовного характера, то это было скорее исключением,

нежели правилом, поскольку в Венеции имелось достаточно заведений, не обременявших себя соблюдением официальной благопристойности, а целиком занятых установлением именно таких связей и никаких других.

В этот день с утра шел снег, и город приобрел несколько необычный, но не менее чарующий вид. Девушки-хористки с сестрой Сильвией и охранниками, вооруженными дубинками, которые всегда сопровождали их на такие мероприятия, а также во время карнавала, покидали гондолы, согнувшись от бившего им в лицо ветра со снегом. Приготовленная для девушек комната была жарко натоплена, в большом камине ярко пылали массивные поленья. Комната отделялась от остальных помещений двумя решетками в стенах, причем их узор отличался тем, что смотревший через них мог видеть все происходящее в соседнем помещении без риска быть обнаруженным теми, за кем он наблюдал. Элена в тот вечер из-за легкой простуды осталась дома, а сестра Сильвия, лишь недавно оправившаяся от подобного недуга, уселась поближе к огню. Два скрипача и виолончелистка, а также девушка, игравшая на клавикордах, составляли небольшой камерный ансамбль. Мариэтте и двум другим хористкам по очереди поручалось исполнять соло и дуэты.

Закончив петь первую песню, Мариэтта отправилась поглазеть через решетку в зал, где происходила игра. Вокруг столов сгрудились игроки в масках. Особой популярностью пользовалась баута: люди, явившиеся сюда, хоть и были во всем пышном великолепии вечерних нарядов, но, тем не менее, предпочитали скрывать свою внешность под черной треуголкой, надвинутой на глаза, и накинутой на плечи черной мантильей. Впрочем, оказалось предостаточно и зевак, которые, переходя от одного стола к другому, завязывали беседы вполголоса, в то время как игроки хранили безмолвие.

Не обнаружив ничего занимательного, Мариэтта подошла к еще одной решетке, открывающий обзор вестибюля. Все входившие сюда через ярко освещенный главный вход, направлялись вверх по лестнице, стряхивая снег со своих головных уборов и накидок. Лакеи снимали с господ верхнюю одежду и передавали ее служанкам, которые тут же сбивали снег щетками. Некоторые из гостей отваживались снять свою бауту, чтобы им отряхнули снег с масок. Для того, кто не желал быть в этот вечер узнанным, были приготовлены специальные экраны подле стены, где они могли на пару минут, пока им не вернут их маску, укрыться от посторонних взоров. Мариэтта, поднявшись на цыпочки, сумела заглянуть за них.

Когда на парадную лестницу взошли трое мужчин в масках баута, в запорошенных снегом плащах, Мариэтта моментально обратила внимание на того, кто шел в центре. В его манерах и походке было что-то властное и очень знакомое. А после того как кто-то из его сопровождавших обратился к нему по имени, отпали все малейшие сомнения.

— Ох, Доменико, что же это за вечер! Твоя жена осталась дома играть в карты и правильно сделала.

— Согласен с тобой, Себастьяно. Мне не хотелось тащить ее сюда за собой в такую погоду.

Мариэтта затаила дыхание. Неужели это был шанс увидеть лицо, скрываемое той самой золотой маской? Ей вдруг страстно захотелось, чтобы этот человек отправился за ближайшую ширму и снял маску. И, к ее удивлению, он так и поступил, за ним последовали двое его приятелей. Без малейших угрызений совести Мариэтта ухватилась за решетку и подтянулась повыше, чтобы разглядеть лицо Доменико Торризи.

Лицо и маска, как братья-близнецы, точно повторяли друг друга: широкий лоб, широкоскулое лицо, длинный, крупный нос красивой формы, резко очерченные ноздри, заметно выдававшийся вперед решительный подбородок, красивый рот, своеобразный изгиб нижней губы которого свидетельствовал о необычайной чувственности Доменико. Она успела рассмотреть его серые глаза очень своеобразного оттенка, которые даже в минуты отдыха выглядели настороженно. Сегодня этот человек отдыхал в компании своего друга и еще одного синьора, поразительно. похожего на Доменико — не иначе его родной брат. И хотя все трое были в неизменных напудренных париках, по черным, прямым бровям Доменико она определила и цвет его волос под париком.