Венецианская маска

cucu.la.praline / Delicious

Я думаю о нем постоянно. Сейчас пора раскрыть его имя. Франческо. Франческо Палладино. Он кажется мне если не совершенством, то по крайней мере, близким к нему. Наверное, мне стоило пресекать эти мысли в начале, наверное, это вина фантазий, которые заманили меня в ловушку… И все же я думаю о нем непрестанно. Представляю его губы, касающиеся моих губ, его объятия, то, что он мог бы сказать мне и что никогда не скажет.

Нет, он мне вовсе не нужен. Я не мечтаю идти с ним по жизни рука об руку и все в таком духе. Моя глупая мечта — это лишь один поцелуй, хоть раз найти себя в его объятиях, чтобы потом сказать, что это все была ошибка и никогда не следовать за своей страстью. Я

знаю, будь я уверена, что он разделяет мои чувства, мой пыл бы сильно подостыл, ведь обычно именно неопределенность и риск главные виновники головокружения.

Меня мучает совесть. Я говорю и думаю одни вещи, а чувствую другие. Я знаю, что любовь — это работа, что идеальных людей нет, а лучшее — враг хорошему, я знаю, что на поверку Франческо окажется обычным человеком: не таким умным, как мне представлялось, с кучей вредных привычек и возможно, довольно противными чертами характера, которые он хорошо прячет. Я знаю, что не последнюю роль в моей страсти сыграл его талант, но я также абсолютно уверена, что когда Марк станет доктором, он проявит себя столь же ярко. Я знаю его и верю в него.

Но о запретном думаю непрестанно.

15 сентября, пятница

Кажется, я говорила, что Сара станет моей подругой? Я ошиблась.

Когда она, приветливо улыбаясь, пригласила меня после занятий на аперитиво, я и не подозревала, какой мукой это обернется.Радостно выпалила «да», а потом все гадала, была ли моя внезапная сонливость логическим следствием двух бессонных ночей или же все дело было в собеседнице, сопровождающей блеянием каждое свое слово. Слава богу, от меня требовалось лишь заполнять паузы вежливыми «м-м», «ого-о» и «ничего себе», — в остальном, Сара была самодостаточна. Уверена, встань я и уйди, она бы так и продолжила говорить в пустоту, будто забытый на окне радиоприемник.

Мой бог, о чем же она говорила, играя с бокалом Шардоне в наманикюренных пальцах? Сейчас и не упомнишь. Музыкальные фестивали, которые мне не интересны, кино, которое я никогда не смотрела, книги, которые я никогда не читала. На меня волнами накатывал сон. Глаза закрывались сами собой, я ничего не могла поделать. Один раз уже пришлось ускользнуть в уборную, где я умылась ледяной водой, случайно намочив волосы и воротник рубашки, но полученного заряда бодрости хватило на четверть часа. И моя голова снова медленно клонилась к столешнице, пока пухлогубая Сара увлеченно делилась историями из личного запаса.

За соседним столиком перебивали друг друга старики, размахивая руками с сигаретами, зажатыми между средним и указательным пальцами. И от гула у меня болела голова, а от дыма слезились глаза. «Allora», — в сотый раз повторила Сара, и я, не отдавая себе отчета, прошептала вслед за ней это красивое и бессмысленное слово, смакуя звонкий раскатистый «r» и мягкий крепкий «l».

Моя тарелка была пуста, в бокале остался один лишь лед и апельсиновая корка, а гора брускетт, лежащих перед Сарой, и не думала таять. Время казалось застывшим как доисторическая окаменелость, пока она не выдала: «А Франческо Палладино?» — и после этого, видно, чтобы наверстать упущенное, побежало втрое быстрей.

Я опустила фисташку, которую собиралась съесть, прямо в пепельницу и даже не заметила. Взяла в рот соломинку, забыв, что мой бокал давно пуст. Меня так резко вырвало из сладкой дремы, что закружилась голова и шпритц попросился обратно.

— Ч-что Франческо Палладино?

— По-моему, самый лучший преподаватель, не находишь? — прищурилась Сара, — Ну э-э, сама понимаешь. В ту пятницу девчонки ходили на его выставку, говорили, что-то с чем-то. Что он гений и все такое. И я тоже завтра туда собираюсь. Хочешь со мной? Ах, кстати,

слышала, что он полиглот? Чудно так. Знает английский, немецкий, французский и испанский в совершенстве…

И еще шведский, мысленно добавила я. Ты забыла про шведский.

— А книгу его не искала в магазинах? — продолжала она. — Я очень хочу найти. Удивительно, как он только все успел. Двадцать восемь лет, а уже и книгу написал, и выставки у него по всей Европе, и дофига языков выучил… Говорят, у него очень богатые родители. Знаешь там, теннисный корт, лошади, рабы… ха-ха. Шутка.

Если до этого общество Сары мне было просто в тягость, после ее слов я ощутила такой приступ злости, что аж на дне желудка заклокотало. Казалось немыслимым, что она всерьез может говорить о нем в таком тоне. Я неуклюже попрощалась, сославшись на визит в прачечную (уже очевидно закрытую к этому часу), и кинулась к выходу так стремительно, что едва не врезалась в официанта с подносом грязной посуды в руках. В спину мне полетело возмущенное «signorina, attenzione!».

Франческо Палладино. Франческо. Его имя преследовало меня повсюду: в названиях улиц и магазинных вывесках, в афишах и свежеотпечатанной прессе, на табличках под историческими памятниками и в уголках знаменитых картин. Казалось, чтобы избавиться от наваждения, нужно закрыть глаза. Но стоило мне это сделать, как какой-нибудь ребенок, играющий в мяч на обочине, кричал своему товарищу «Francesco, dai!» — и все начиналось сначала.

Хватало лишь имени, трех невинных слогов, и я переставала существовать, растворяясь в фантазиях о том, что могло бы быть и чего никогда не будет. Трех невинных слогов, и моя память воскрешала его улыбку, в ушах музыкой звучал его низкий размеренный голос, перед глазами вставал его высокий силуэт, и рука снова ощущала то его прикосновение, когда он взял мою ладонь в замок своей, показывая движения кисти (его рука тогда показалась мне такой сильной, уверенной и теплой, а моя под ней — такой беззащитно крошечной). И я отчаянно терла большими пальцами веки, и я злилась на себя, я почти себя ненавидела, — так глупо все это было. Ведь каждая студентка нашей группы попала под его чары, каждая возомнила себя исключительной и мечтала урвать кусочек времени молодого профессора, кто-то посмелее даже пытался с ним флиртовать, — но не каждая могла позволить себе погнаться за бредовой романтической фантазией. Я — точно нет. Я помолвлена с другим, и до судьбоносной встречи с Ф.П. была вполне счастлива.

16 сентября, суббота

Я сделала расклад на рунах.

Текущая ситуация и мое поведение в ней не вызывает одобрения у высших сил, происходит растрата энергии (даже была упомянута измена как одно из возможных событий). Сейчас для меня время расти: незаметно, маленькими шажками (точно растение под землей до того, как покажется на поверхности). А будущее мое туманно: пустая руна, что говорит о том, что произойдет нечто кармическое, на что я не могу повлиять.

Что мне делать? Отвлекать себя работой, книжкой, французским (к которому я за последние четыре дня почти не притронулась)? Продолжать и дальше наблюдение за Ф. или же усилием воли направлять фокус внимания на иное?

Мне кажется, сегодня моя страсть была тиха. Эта хороший знак. Возможно, если она и дальше будет идти на спад, я выздоровлю.

P.S. сегодня вечером помимо керамической мельницы я разбила стакан.

19 сентября, вторник

Нет, не выздоровлю. Кое-что произошло вчера ночью, но обо всем по порядку.

Начать следует с того, что каждый вечер, после ужина, когда для одних наступало время семейного отдыха, а для других — час тусовок, я взяла себе за привычку возвращаться в студию.