Венецианский аспид
Шрифт:
– А он отплатит мне за материно кольцо, которое мне пришлось отдать за твою ебаную мартышку? Отцово обручальное кольцо с бирюзой.
– Если уж совсем честно, и ты не безупречна. Ты же сначала украла сокровище.
– А что я скажу Лоренцо, когда он прибудет на Корсику? Может, он уже меня там ждет. То были деньги на нашу с ним совместную жизнь.
– Его Вив слопала, – сказал Харчок.
– Что? – переспросила Джессика.
– Ничего, – ответил я.
– Вив слопала Лоренцо, – повторил Харчок. И не успел я заткнуть ему рот, в точности моим голосом самородок изложил всю историю о том, как Вив забрала Лоренцо и Саларино, слово в слово, ровно то, что я рассказал Марко Поло.
Джессика повернулась ко мне со слезами на глазах.
– Что все это значит?
– Ну, обалдуй все перепутал. Пока я рассказывал, он дрочил все время.
Она взяла меня за плечи и потрясла.
– Что это? Где Лоренцо?
По щекам ее струились слезы, и сердце мое вновь надорвалось, ибо в глазах ее была та надежда, коей я так страшился, и она эту надежду накидывала мне на шею, как свинцовое ярмо одноглазого лебедя совести. Виновата ль девушка, озаренная ярким светом романтической любви, что влюбилась она в подонка? Менее ли чиста от этого ее любовь? Не так прочувствованна? Не так болезненна, когда ее теряешь? Не было толку в том, чтоб выставлять Лоренцо негодяем, чему я сам был свидетель.
– Эту часть Харчок перепутал, солнышко. Лоренцо больше нет, но убил его его же приспешник Саларино, когда он пытался спасти от убийства меня.
– Лоренцо умер?
Я кивнул и открыл ей свои объятья.
– Почему ты мне раньше не сказал?
– Из-за вот этого, – ответил я, смахивая слезинку у нее со щеки. Я рассказал ей свою историю снова, уже в третий раз за последние четыре дня; только в нынешней версии Лоренцо был героем, и его любовь к прекрасной Джессике благородно и отважно подхлестывала его заступить дорогу вооруженному наймиту-убийце, дабы спасти безымянного вестника просто потому, что он нес слова от его любимой. И после того, как пал он, сраженный, змей восстал из вод канала и обрушился на Саларино, чиня возмездие. В существовании змея Джессика не усомнилась – и моем рассудке тоже: в конце концов, она сама залечивала раны, оставленные тварью на моем теле. Так что все совпадало, как куски головоломки. Она поверила.
Я сидел на корме судна, обнимая ее, пока она плакала. Пока солнце хорошенько не вскипятило собой закатные воды.
Вскоре после, на Корсике, Яго отыскал свою жену в портомойне Цитадели – Эмилия раскладывала белье Дездемоны на столе у огромного главного котла, в котором парился гигантский дуболом, а не обычный груз рубах и штанов.
– Мне казалось, у меня с вами все, – сказала Эмилия. – Или у вас со мной. Условились.
– Мне нужно, чтобы Дездемона встретилась с Микеле Кассио у него на квартире.
– Вот уж, блядь, дудки. Но я могу встретиться с Микеле Кассио у себя на квартире – когда вам будет угодно.
– Женщина! Вы здесь моим соизволеньем и по моему приказу. Я могу вас удалить – из мира живых, если пожелаю, – и никто вас не хватится, никчемная марамойка.
– Мудила какой-то, не? – подал голос гигант из котла.
– Это еще кто? – спросил Яго. В Венеции он никогда не встречался с Харчком и не знал, что он подмастерье шута.
– На конюшне работает. Главный конюший сказал, что от него смердит навозом, и отправил сюда, чтобы хорошенько помылся. Встань, дитятко.
Великан выпростался из котла на постаменте, и потоки мыльной воды хлынули с него, а громадный возбужденный пыжик закачался влево-право прямо перед глазами Яго, как незакрепленный гик парусного шлюпа.
Яго попятился от опасного рангоута к жене.
– Это вы его в такое состояние привели?
Эмилия кокетливо захлопала ресницами.
– Быть может.
– У Эмилии потрясные дойки, как пить дать, – сообщил Харчок.
Яго поднял было руку, чтобы заехать супруге по физиономии, но вдруг сам оказался поднят в воздух – за ту же руку. Он задергался, стараясь выхватить меч, а Харчок развернул его лицом к себе так, что они посмотрели друг другу в глаза.
– Мне каэцца, вам счас лучше съебацца, судырь. – И он выронил Яго, который приземлился кучкой на скользкий камень, на котором перевернуться и достать из ножен меч можно было только с немалым трудом.
Тою же лапой, которой подымал Яго, великан схватил весло от шлюпки, которым прачки мешали в котле стирку.
– Хочешь солдатика выеть, кукленыш? – осведомилась Эмилия.
– Да, пожалста, мадам.
Она присела, и с супругом они теперь оказались лицом к лицу.
– Возможно, мальчик дело говорит, и вам действительно лучше съебаться, муженек.
Яго не сразу воздвигся на ноги, а когда ему это удалось, схватил со стола платок и выбежал из портомойни, ревя на ходу от ярости.
– Рассердился, – заметил Харчок.
– Это с ним часто, – ответила Эмилия. – Внушительно ты писькой машешь.
– Спысиб. Хоть одним глазком тогда?
– Ну, ты ж заслужил, нет? Только сперва сядь, детка, а то кошек распугаешь.
Шайлок провел два беспокойных месяца – от дочери ни слова, но вот сегодня, зябким зимним утром два крупных еврейских брата, Хам и Яфет, пришли к его порогу с известием от его друга Тубала. Им надлежало встретиться в Риальто в полдень. Ростовщик надел теплый плащ, подбитый мехом, нанял гондолу с закрытой каютой и на встречу явился на час раньше. А потому топал ногами и дул на руки, пока не заприметил друга, который волокся по мосту Риальто. Шайлок бросился ему навстречу и запыхался, пока взбирался по ступеням на середину моста, где они и встретились.
– Что нового, Тубал? Нашел ты мою дочь? [197]
– Шайлок, ты слишком суетишься, может, зайдем куда-то внутрь, где тепло, там сядешь, отдохнешь.
– Я должен знать немедля. Что с Джессикой? Ты нашел ее на Кипре, как рассчитывал?
– Новости нехороши. Слыхать слыхал о ней во многих местах, но разыскать не удается [198] . Я раскинул щупальца своих доносчиков по гавани во все стороны, за вести сулил им серебро, но пришли известия не по морю, не с Кипра, как мы думали, а от сухопутных путешественников, из Генуи.
197
«Венецианский купец», акт III, сц. 1, пер. И. Мандельштама.
198
Там же, пер. О. Сороки.