Венецианский аспид
Шрифт:
– Знамо дело, – опять кивнул я. – Генерал, ведущий войну за республику, чьи цели неправедны, превратит в бесов своих солдат, а честь свою – во зло.
– Сдается мне, ты не такой дурак, как я думал.
– Да и ты, мой господин.
– Я думаю, тебе пора вернуться в Венецию, Карман.
– Так точно, – ответил я.
– Я распоряжусь насчет корабля для тебя.
– Синьор Поло, вы не сходите за Джессикой? Скажите ей, чтоб собиралась. Если необходимо, сгребите ее в охапку. Подозреваю, отплывем мы с первым же приливом. Харчок, ступай к нам на квартиру и тоже все подготовь.
Отелло кивнул, попрощался с ними и поблагодарил Марко Поло, пожелал им счастливого пути, а я пока топтался рядом.
– Я вас догоню, – крикнул я им вслед. – Отелло, я не рассказывал тебе, как епископ Йоркский приказал меня повесить, еще когда я совсем молодым парнишкой был, даже борода не прорезалась?
– Нет. Епископ, говоришь? И как же ты сбежал?
– Я не сбегал. Меня и повесили. А потом я освободился – и стал делать все, что душа моя пожелает, и обрел удачу, и стал шутом и королем.
– И все это – потому, что тебя повесили?
– Настоятельница монастыря, где я рос, знал, что мне нипочем не избежать судьбы, уготованной мне епископом, поэтому он надел на меня крепкий пояс, прицепил к нему петлю так, чтобы вроде как обхватывала мою шею. Только вес мой весь приходился на веревку, привязанную к поясу под пастушьей рубахой. Затем, наутро, перед всей деревней он повесил меня в сарае, а попы засвидетельствовали, что казнь свершилась. Когда все разошлись, Базиль обрезал веревку, дал мне монету и отправил в мир свободным духом. Честно, вся эта херь про воскрешение имеет под собой, блядь, крепкие основания, в конце концов.
– Твоя настоятельница была мужчиной?
– Матушка Базиль, крепкая, что твой синебрадый мужик, какого ни возьми. Но он сообразил, что в наряде монашки-командирши проводить эти темные века гораздо приятнее. А мне рассказывал, что и сам примерно так же умер. Это и его освободило для призвания.
– А рассказываешь ты мне сейчас все это – зачем?
– Потому что в сей миг я так же мертв для всей Венеции, а оттого – свободен. Я нашел и вызволил своего подмастерья и отомщу за Корделию. Истинных врагов своих узнаешь, Отелло, лишь когда они тебя убьют. А ты – мой друг, и я бы предпочел, чтоб ты сам выбрал время и обстоятельства своего разгрома. Если ж я ошибаюсь, посмеешься потом за мой счет.
Мавр взял меня за плечо и шлепнул по спине, как это делают братья-воины.
– До свиданья, глупый шут.
– Прощай, сажегрудый сатана, – сказал я.
Явление двадцатое
Искусство убежденья
ХОР:
Слова шута еще звучали у него в ушах, и Отелло призвал к себе на командный пункт Яго, который решил, что настал миг для того, чтобы он принял чин и должность опозоренного Микеле Кассио. Но вместо повышения его ждал гнев Отелло.
– Яго, докажи, несчастный, что моя любовь – блудница! Представь улики, докажи воочью! Или, клянусь бессмертною душой, тебе бы лучше было псом родиться, чем встретить гнев мой! Увидеть дай! Иль докажи мне так, чтоб ни одной зацепки не осталось сомнению. Не то беда тебе! [208] Я достаточно ясно излагаю?
Яго пошатнулся – оба-на, а он-то думал, что эта битва уже выиграна.
– Вот до чего дошло, о ваша честь? [209] Я же не бабьи забобоны вам плету, а перечисляю факты, как арифметик. – И он стал отгибать пальцы. – Своего она отца обманывала, притворяясь, будто ваш вид ее бросает в дрожь и страх, а между тем любила вас [210] – это раз. Она отвергла многих женихов своей страны и звания и цвета [211] – это два. Вы сами видели, как втайне она встречалась с Кассио, скажете, нет? Это три. Да тут всякий заподозрит – тьфу! – лишь похоть, лишь мерзость извращенных мыслей [212] , фу, это пахнет нездоровой волей, больным уродством [213] в спальне. Она при юности своей сумела так провести отца, что он, бедняга, решил, что это было колдовство [214] . Учтите, я отнюдь не утверждаю, что она всегда была выродившейся потаскухой, да только все, кто являет такие наклонности, оными постоянно считаются. Мне лично сдается, что она блядь лишь изредка. Родное тянется к родному во всей природе [215] . А потому я все-таки боюсь, чтоб чувств ее не покорил рассудок и чтоб она, сравнив наружность вашу с наружностью соотчичей своих, не вздумала раскаиваться после [216] и не вернулась к этой самой изредкой природе.
208
«Отелло», акт III, сц. 1, пер. М. Лозинского.
209
Парафраз, там же, пер. Б. Лейтина.
210
Там же, пер. О. Сороки.
211
Там же, пер. А. Радловой.
212
Там же, пер. Б. Лейтина.
213
Там же, пер. М. Лозинского.
214
Там же, пер. В. Рапопорта.
215
Там же, пер. О. Сороки.
216
Там же, пер. П. Вейнберга.
– Ты меня на дыбу вздернул! Лучше стократно быть обманутым, не зная, чем хоть один обман открыть! [217] Дай мне причину твердую, чтоб ей неверной быть [218] .
– Вы убедиться хотели бы? И можете. Но как? Как убедиться? Прийти глазеть, разинув рот, как этот ее покрыл? [219] Я думаю, что трудно показать их в этом виде. Чорт их подери, когда дадут глазам чужим увидеть в постели их. Как быть? Что делать нам? Что мне сказать? Как убедиться вам? Вам можно ль видеть, – хоть они бесстыжи, будто козлы, как обезьяны жарки, как волки в течке, грубы как глупцы, когда напьются вдребезги? Но если вас может убедить намек прямой и указания, что к двери правды вас приведут, – узнаете вы все. – Яго решил, что сыграть в такой ситуации обиженного будет в самый раз. И продолжил: – Недавно я ночевал рядом с Кассио. Страдая от зубной боли, он не мог заснуть, и я дал ему средство, прописанное мне аптекарем. Есть люди, которые столь распущенны и так мало владеют своей душой, что во сне выбалтывают все свои дела. К таким людям принадлежит Кассио. Я услышал, как он говорит во сне: «Сладостная Дездемона, будем осторожны, будем скрывать нашу любовь». И затем, сударь, он схватил мою руку, сжал ее, воскликнув: «О сладостное создание!» – и стал крепко целовать меня, как будто с корнем вырывал поцелуи, росшие на моих губах. Затем он положил ногу мне на бедро, и вздохнул, и поцеловал меня, а затем воскликнул: «Пусть будет проклята судьба, отдавшая тебя мавру!» [220]
217
Там же, пер. Б. Лейтина.
218
Там же, пер. В. Рапопорта.
219
Там же, пер. М. Лозинского.
220
Парафраз, там же, пер. М. Морозова.
– Да, но ведь это сон [221] . А Кассио болтает ерунду от первой чарки эля, что там говорить о снадобье от зубной боли.
– Скажите, видали ль вы когда-нибудь платок, клубникой вышитый, в руках жены? [222]
– Я ей его на свадьбу подарил [223] . А мне он достался от матушки.
– Платок тот иль другой ее платок – не знаю, но таким платком сегодня, – уверен я, платком супруги вашей, – ваш Кассио вытер бороду [224] .
221
Реплика Яго, там же, пер. М. Лозинского.
222
Там же, пер. А. Радловой.
223
Там же, пер. Б. Пастернака.
224
Там же, пер. А. Радловой.
Отелло развернулся на каблуках и заговорил так, будто добивался внимания от равнодушного божества:
– О, если бы раб этот не одну имел, а сорок тысяч жизней! Мало будет одной для мщенья моего. Все. Убедился я. Гляди же, Яго, как с глупым ослепленьем расстаюсь. Прочь. Кончено. Встань, черное возмездье, из логова глухого твоего и, ненавистью вытеснив из сердца любовь, ты посели в нем лютых змей! [225]
– Та же чернота встает и во мне, мой добрый генерал, ибо муж, обманутый женой, не может чувствовать иначе. Свидетельствуйте, звездные огни, стихии, окружающие нас, свидетельствуйте: Яго отдает здесь всю силу рук своих, ума и сердца на службу оскорбленному Отелло! И, сколько б крови ни пришлось пролить, я не раскаюсь [226] .
225
Там же, пер. О. Сороки.
226
Там же, пер. Б. Лейтина.
– Приветствую не звуками пустыми твою любовь, а радостным принятьем, и сей же час воспользуюсь я ею. Через три дня ты должен мне сказать, что Кассио не существует больше [227] .
– Мой друг уж мертв: раз вы сказали – мертв! Но ей оставьте жизнь [228] .
– Прочь! Прочь подлюгу! [229] О нет, проклятье ей, гулящей твари! [230] Проклятье грязной сучке! Пойдем со мной! Составить план мне нужно, чтоб дьяволу прекрасному найти смерть скорую. Теперь ты – капитан мой [231] .
227
Там же, пер. П. Вейнберга.
228
Там же, пер. Б. Лейтина.
229
Там же, пер. М. Лозинского.
230
Там же, пер. Б. Пастернака.
231
Парафраз, там же, пер. А. Радловой.