Венеция. Исповедь монашки
Шрифт:
– Вот это да, – выдохнул муж.
У наших ног шумел Гранд-канал. Слева он уходил к базилике Санта-Мария-делла-Салюта и к острову Сан-Джорджио-Маджоре. Справа – к вокзалу и Пьяцца-ля-Рома. А прямо под нами был мост Риальто.
– А вон там утопает в зелени наша Санта-Елена, – узнал муж.
Нам очень нравился район около Жардини, где проходит Биеннале у причала Санта-Елена. Оттуда всего одна остановка до пляжного Лидо, и там, как нигде в Венеции, много зелени. Спортсмены прибегают туда тренироваться, жители приходят гулять с собачками, дети резвятся на площадке. В первый венецианский вечер я пришла туда съесть мороженое,
Муж прижал меня к себе и поцеловал в макушку. Радость от того, что показала что-то новенькое, сменилась грустью. В груди поселилось предвкушение рабочего понедельника. Я почувствовала, как наше время подло истекает. И всё, что будет в ближайшие несколько часов до аэропорта, уже не напитается таким количеством эмоций, как день назад. Я хотела отдать побольше себя ему с собой, чтобы напоминать о наших выходных.
На улице Страта-Нова, по которой мы бегали каждый день в школу, была кулинария – маленькая лавка с пиццей продолговатой формы, тирамису и пивом. Несмотря на то, что место было ориентировано на большой поток проходящих туристов, пиццу они делали отлично! Я взяла Диме с собой кусочек с рукколой и прошутто, а в другую коробочку – кофейный десерт.
За то лето я услышала множество вариантов историй этого десерта. Больше всего мне нравится версия про светских знатных особ, которым просто необходим был энергетик, чтобы выдержать весь бал на ногах. Тогда придворные шеф-кондитеры придумали тирамису из сыра маскарпоне и доброй порции кофе, которое и пробуждало сонных красавиц. В переводе с итальянского «тира-ми-су» – что-то вроде «встряхни меня вверх», что логично, учитывая действие пирожного.
Все покупки мы собрали в один пакет. Предполагалось, что они ещё пару дней будут греть Димин животик.
На вапоретто, отходящее от ближайшей к нам станции Делль’Орто, мы уже не быстро шли, а бежали по тёмным узким улицам Каннареджио. Я была бы только рада, если бы муж опять опоздал на рейс и задержался ещё на денёк. Но пора было взрослеть и понимать, что такие расставания нам светят регулярно ближайшие два месяца. Когда я вспомнила, что дома, в монастыре, меня ждёт пиво, пармезан, Эля и Лина, стало как-то полегче. Дима запрыгнул в пустой вапоретто, который повёз его в сторону аэропорта. Когда звук мотора стих, я побрела домой.
Немного выпавшая из колеи, я старалась не думать о завтрашней учёбе. Предупредить о своём отсутствии я решила очень поздно в пятницу – в классе уже шёл обед, когда я вспомнила про них. Да и нужно ли было предупреждать, не очень ясно.
Я вставила ключ в замок нашей комнаты. Открыта. Значит, Эля дома, сейчас будет расспрашивать, а мне так не хотелось говорить о чём бы то ни было.
– Привет, я дома!
– Тати, собирайся скорей! Сегодня аргентинская музыкальная группа выступает! Все идут! У тебя пять минут! Я жду!
Потрясающая компанейская черта Эли часто выдёргивала меня из хандры. Помню, лежу, накрывшись одеялом, и хнычу: надоела эта Венеция, зачем я сюда приехала, хочу домой, где меня любят и ждут. А она мне: «Тати, ты посмотри, как вокруг здорово. Сколько всего недосмотрено! Каждый день нам что-то новое рассказывают. Никто здесь не собирается становиться куратором, это просто курсы повышения квалификации, это не гонка и не соревнование. Когда всё закончится, мы вернёмся к своим делам и даже вряд ли встретимся. Хотя я очень, очень жду тебя в Аргентине!».
Эля ходила к психологу с двенадцати лет, она писала этой женщине чуть ли не каждый день и считала своей крёстной мамой. В Аргентине не стыдно, а очень принято навещать психологов как минимум раз в неделю. Психолог помогала всей Элиной семье, когда её младший брат пытался покончить жизнь самоубийством. Пятнадцать раз. Безуспешно. Эту семейную страшную тайну она рассказала мне одним вечером перед сном, хотя я и не просила. Сложно было представить, через что прошли все Элины близкие. Но, к счастью, всё изменилось, брат вернулся к нормальной жизни и больше не помышляет ни о чём похожем. Переняла ли Элиана от психолога подходы к людям в тяжёлое для них время, или по природе была очень дружелюбным человеком (нет, не всегда), но меня из драмы она вытаскивала в два щелчка.
Сменив одежду и умывшись, я была готова идти на музыкальный вечер, хотя и не понимала – куда.
На выход Эля одевалась ярко, губы красила красным, а чёрные волосы распускала в свободном полёте. Придирчиво оглядев меня, она выложила на кровать несколько крупных серёг, вставленных в фирменные картонки, и сказала: ”Выбери что-нибудь для себя”. У меня засверкали глаза. Всё было красивое и блестящее. Я выбрала большие пластиковые звенья, как от цепи, мраморно-зелёного цвета.
– Эти!
– Вставляй – и уходим!
К таким серьгам полагалась правильная обувь, и мой образ хорошо украсили красные туфли, купленные для Кьоджи. Теперь Эля довольно хмыкнула: наверное, с такой Тати ей уже было не стыдно прийти на латинскую вечеринку.
У моста нас ждала Хулия – образец свободной молодёжи. Уверена, в детстве она не слушала маму, в школе с ней не рекомендовали общаться, а повзрослев, она пошла своей дорогой. Я знала, что Хулия тоже из Аргентины, её бабушка живет в Барселоне, а последние два года она провела в Лондоне, работая официанткой и практикуя английский язык. У Хулии были проблемы со спиной, и периодически можно было где-нибудь на неё натолкнуться, пока она занималась тай-чи. На среднем пальце у неё было тату в виде сердечка, на предплечье – маленькое солнце. Эля говорила, что Хулия не знает, куда её заведёт жизнь. Зато уже в середине августа её пригласили работать в две барселонские галереи.
– О, вы вдвоём! Круто! Ещё Элеонора подъедет.
Собравшись такой южной компанией, мы куда-то побежали.
– А где концерт? – спросила я.
Хулия обернулась.
– Концерт? Это, скорее, вечер музыки. Отличное место, Франческа посоветовала. Главное, что бокал вина – два евро.
Через пятнадцать минут мы дошли до церкви Санта-Мария-Ассунта в районе остановки Фондамента-Нова.
– В церковь? – пискнула я, но никто не услышал.
Мы вошли во внутренний двор-колодец. По периметру стояли колонны, образуя галерею, где можно было укрыться от солнца или дождя. Как московский и питерский Гостиный Двор. Очень типичная архитектурная особенность в Венеции и Болонье. Там, где раньше ходили сёстры и богатые венецианцы, теперь на ярких подушках сидели молодые люди и распивали вино из больших бокалов. В центре двора на небольшом возвышении готовилась к выступлению музыкальная группа. Элеонора, занявшая столик напротив сцены, помахала нам: «Сюда!».