Венеция. Исповедь монашки
Шрифт:
– О, ты уже здесь? Думала – не придёшь. Как вечер?
– Ты что! Алан Сервес же приглашён.
Мы засмеялись. Никто не знал, что это за человек, но Аврора говорила о нём с придыханием. Он не мелькал по телевизору, его фамилия не была замечена на табличках донаторов музеев. Но нас настроили, что он великий и относиться к нему надо с уважением. В его биографии было много нестыковок. Он получил хорошее образование в Лондоне, заработал денег на Wall Street, но как и зачем он подался в искусство, было неясно. Его коллекция охватывала тысячи произведений, но все работы принадлежали неизвестным авторам. Сложно было уловить, к чему именно Алан питал слабость, к какого рода произведениям. В его коллекции было всё: и сайнт-специфик, и эко-арт-объекты, и картины, и даже диджитал-искусство.
Он зашёл, стуча каблуками о паркет. Сел прямо перед нами за антикварный стол и оглядел аудиторию. Так вышло, что я оказалась прямо перед ним. И зачем Лина всё время садится на первый ряд! Теперь придётся внимательно его слушать. А если в сон будет клонить?.. Катастрофа!
Беседу Сервес построил хитро. Вначале он попросил каждого представиться и сказать пару слов о себе. Удобно для установления зон комфорта. Мы, вроде бы, пришли его слушать, жаждали мяса, а получилось, что лидер – он, и мы, как тойтерьеры, один за другим, глядя ему в глаза, рассказывали о себе. Бывают ситуации, когда люди пытаются выстроить удобную для себя схему действий, которая совсем не отвечает вашим требованиям. Это была та самая ситуация.
– Здравствуйте, я Татьяна из России. Я семь лет занималась противодействием коррупции и отмыванию денежных средств. Сейчас я в искусстве.
Все засмеялись. Сервес присвистнул:
– Пожалуй, я буду аккуратен в своих заявлениях сегодня, Татьяна. Аврора, да у вас тут спецы на все случаи. Не полевые цветочки.
– У нас лучшие, – сказала Аврора, вздёрнув по-революционерски кулак в воздух.
Когда все закончили рассказы о себе, Сервес вскочил на свои длинные ноги, провёл пальцами по тронутым сединой волосам и сказал, что приготовил презентацию. Щёлкнув пальцами, он спросил, нет ли у Авроры администратора, который смог бы ему помочь.
Повадки главнокомандующего, – подумала я.
– Есть, есть. Франческа, подойди, пожалуйста.
Усадив Фран за компьютер, Сервес включил первый слайд и, взмахнув руками, сказал:
– Всё началось в 1960 году, когда я был маленьким мальчиком в рваных джинсах и бегал по своему родному городу босиком. Наша семья жила бедно, но мама берегла несколько ценных картин и статуэток, которые она никому не показывала. Проблемы начались, когда пришло время отдавать меня в школу, а средств на образование не было, и мама решила продать одну из работ величайшего мастера – украшение нашей гостиной. Я помню тот день. Тогда я решил навсегда, что стану богатым. Следующий слайд, Франческа.
– Это я в университете. У меня финансовое образование. Сейчас я иногда торгую, но уже реже. В основном, консультирую. Меня приглашают в учебные заведения на семинары, ну, вы знаете, по всему миру. Я известен. Франческа, следующий! О, это уже моя коллекция.
На экране появилась тёмно-болотного цвета стремянка, спаренная со школьной партой и поросшая мхом, с виду – жидким.
– Это перспективная работа молодой художницы из Молдовы, моё последнее приобретение. Мне кажется, у девушки великое будущее. Она прославится. Это называется «Жизнь без панциря». Следующий, Франческа, не спите! – покрикивал он на Фран.
– О, это! Моё любимое – это яйцо! Идеальная форма. То, к чему мы всегда стремимся. К идеалу. Автор – японец! Они-то знают толк в яйцах, – он прыснул в кулак. Затем, стукнув каблуками, крикнул, как цирковой дрессировщик:
– Следующий!
На экране появился скриншот с изображением пластилинового тамагочи.
– О! Это любимое приобретение! Я купил сайт. Вы можете на него зайти. Кто угодно может на него зайти. Но принадлежит он мне! Это три дабл-ю точка жидкий глянцевый шарик точка ком, – он сделал паузу, поправил платок и закончил: – Это небольшая часть моей коллекции. Я отобрал для моих молодых кураторов самое интересное. У вас есть вопросы?
В зале стояла тишина. Все были шокированы. Через несколько секунд Эля с заднего ряда подняла руку:
– Скажите, вы сами работы выбираете или у вас есть искусствовед-консультант?
Все тихонько захихикали.
– Безусловно, сам, – Алан приосанился. – Для меня важно почувствовать дух работы, поговорить с художником, узнать историю и посыл произведения. Но художников мне находит консультант. Это высококлассный специалист, он работает на комиссионные, и большие, конечно, не просто так. Кто сейчас работает просто так?
– В таком случае, что вас побудило купить у молдавской художницы стремянку с партой? Если я правильно поняла, она же портится. Скоро это уже будет не арт-объект, а сгнившее дерево.
– Это эко-арт. Новое направление. Используются только натуральные материалы! Я горд, что вложил в экономику Молдавии и профинансировал молдавское искусство.
– А в чём философия объекта?
– Безусловно, жизнь и смерть. Безусловно. Ещё вопросы?
Мнение о бельгийском коллекционере в нашей группе было едино. Сложно было понять, какой эффект он хотел на нас произвести, но, несмотря на то что все мы были разные, одновременно ошибиться мы не могли: Алан Сервес явно пытался накрутить авторитет. В мире своих финансов он, может, и назывался коллекционером, но профессионалам стало сразу ясно, что он – собиратель мусора. И дело не в том, что искусство, которое он покупал, – плохое. А в том, что он вкладывал в эти безумные по стоимости покупки поверхностный смысл, скормленный ему по щелчку пальца. Алану было бы неплохо посидеть с нами за партой – послушать лекции Себастьяна про Вторую мировую и про Кафку.
В тот день обед для нас организовала Аврора в своей галерее на втором этаже. В первые дни знакомства с помещением и обстановкой настроение было уникальным: мы проводили первые утренние часы на встречах за угловатым бирюзовым столом, который спроектировал и создал кто-то из дизайнеров после удачной Аврориной выставки. Мы делились впечатлениями о последних встречах и посещениях галерей. Со временем это, конечно, приелось, но я до сих пор с любовью вспоминаю узкую лестницу, ведущую на второй этаж бывшего павильона Словении. Когда мы зашли всё ещё с улыбками от последней встречи, Фран раскладывала салат из тунца в дизайнерские миски. Я на секунду удивилась: как по-варварски они обошлись со своими арт-объектами! На тарелках в форме листиков уже лежали чикетти. «М-м-м-м, сегодня галерея угощает», – подумала я.
Аврора зашла за нами и торжественно объявила, что сегодня мы обедаем с Кенсуке Коики, японским художником. Мы знали Кенсуке, и все его очень любили. Лично мне он немножко напоминал Харуки Мураками – наверное, потому, что никого из японцев я раньше не знала. Мне приятно было думать, что через пару рукопожатий я, может быть, знакома со своим кумиром. Японка Ли болтала с ним в перерывах на своём, это тоже добавляло колорита нашим встречам. У Кенсуке был контракт с галереей «А плюс А». Однажды, удачно его выставив, Аврора стала всеми силами продвигать его работы в массы и, кстати, довольно успешно.