Венеция. Исповедь монашки

Данилевская Татьяна

Я немного повременила и всё-таки сняла трубку: звонок так громко отражался от стен, что нельзя было его проигнорировать.

– Алло! – как можно больше на итальянский манер произнесла я.

– Я так и знала, что ты возьмёшь трубку! – прокричала Лина. – Пойдём на променад, у меня мороженого пачка, а суары прямо сейчас решили разморозить камеру.

– Пойдём, – согласилась я.

– Эй, Тати, ты посмотрела последние письма, которые выслала Франческа с материалом? – спросила Эля, проходя мимо.

– Ты знаешь, нет.

– Там

такая переписка пошла, тебе надо почитать! Все участвуют…

– Может быть, позже, я сейчас ухожу. Там что-то важное?

– Про нашего нового куратора Самира! Подсчитывают голоса за и против! Ты не можешь пропустить!

– Я обязательно прочту! – я схватила ключ со стола и выбежала на улицу.

Лина уже стояла с двумя упаковками в руках. В длинном платье-халате в оранжевый цветочек.

– Привет! Держи, это классический Магнум, мой любимый.

– Спасибо. Мне кажется, у нас что-то есть похожее в Москве.

– Эскимо на палочке?

– Нет, называется похоже… Маг… Магнат! Даже специальный магазин есть в торговом центре, они этот пломбир ещё посыпают чем-то.

– О! Это итальянская штучка. Наверное, по франшизе. Напротив вокзала, с другой стороны канала, есть такой же магазин. Ты выбираешь мороженое, потом оболочку, они окунают пломбир в чан с шоколадом и посыпают топингами. Потом взвешивают – платишь и забираешь. Если у тебя кто приедет, то это хорошее развлечение для туриста.

– Он какой-то маленький, тебе не кажется?

– Мороженое тут продаётся в коробке по шесть-восемь штук. Сразу купил – и на неделю. У меня оставалась парочка, да сёстры не вовремя оживились с уборкой.

– У нас какая-то женщина убирается, очень странная, пшикает, когда я завтракаю…

– А мы сами следим за порядком.

– Поэтому-то у вас муравьи и бегают!

– Да уж. Куда ты хотела пройтись?

– Здесь прекрасный променад до конца Каннареджио. Там вид на аэропорт. Через час будет закат – потрясающее зрелище.

– Ты читала обсуждение в почте? – спросила я, пока мы шли вдоль канала.

– Нет, сегодня нас так грузанули, что я решила поработать над домашним заданием перед сном, а пока – дать себе отдохнуть. А что?

– Да мне Эля сказала перед выходом, так взбудоражено, как будто там что-то архиважное, теперь волнуюсь.

– Дорогая! Ну что там может быть важного! Ты видишь, как тут всё организовано? Сначала стращают, а потом выясняется, что это никому не нужно.

– Мне нравится, как ты говоришь. Я прямо успокаиваюсь.

– Я вообще стараюсь по утрам и вечерам медитировать. Я слушала одного итальянского философа, он говорил: «Всё в жизни преувеличено через призму чужих переживаний». То есть то, что передала тебе Эля, уже помножено на девять. Но предлагаю дальше это не пускать. Пусть себе сами переживают. Всё будет хорошо, вот увидишь.

Мы сели на ступеньки у воды, наслаждаясь видом венецианской лагуны до самого аэропорта. Мимо нас изредка ходили бабушки с собачками, проплывали лодки с молодыми людьми у руля. На Венецию опускался вечер – время свиданий, прохлады и секретов.

Когда я вернулась, Эли не было. Все её вещи, как обычно, были перевёрнуты, а раковина была запачкана тональным средством и пудрой.

«Отлично, кажется, у меня, наконец, намечается спокойный вечер», – подумала я, собираясь в душ и доставая свою недочитанную книжку.

Меня разбудил стук в дверь. Буквально подпрыгнув над матрасом под всеми пледами, я с трудом открыла глаза.

В комнате стояла темнота, в незакрытое окно падал лунный свет на заправленную Элину кровать. «Вполне вероятно, это она», – подумала я и встала. Так и есть: брелок с клубничкой болтался в скважине. Перед сном я на автомате закрыла дверь на ключ с внутренней стороны. Вышло неудобно. Эля стояла в дверях с извиняющимся лицом:

– О, Тати, прости, что я тебя разбудила, никак не могла открыть дверь.

– Нормально, не проблема, заходи.

Эля ввалилась, распространяя заряженную энергию и запах веселья. Она кружилась в наших пятнадцати метрах в платье и без туфель, приговаривая: «какая замечательная ночь».

– Расскажи мне всё, я всё равно уже не сплю, – попросила я, явно понимая, что Эле не терпится поделиться подробностями.

– О, ты не поверишь, мы катались по каналу под мостами на катере с Хулией, потом заехали на Джудекку в гости к другу, он нас угощал вином на алтане…

– На катере с Хулией? Откуда у вас катер? Что за друг на Джудекке?

Эля с размаха села прямо в уличном платье на постельное бельё, выпрямила спину, расправила юбку и, по-учительски посмотрев на меня, начала:

– Ты же знаешь, что у Хулии есть парень-венецианец?

– У Хулии? Венецианец? Нет.

Сложно было описать мысли и впечатления. Завести себе венецианца, а именно так это можно было назвать, учитывая краткие сроки нашего пребывания, казалось делом либо легкомысленным, либо циничным. Среди девочек я ни разу не заметила алчного желания остаться в Венеции любыми способами. Да и время мы проводили весёлыми компаниями, не предвещавшими дополнительных знакомств. И вдруг разумная Хулия начинает встречаться с местным. Да он же шарлатан и итальянец! Самая неподходящая в мужья нация.

– Ну как ты не в курсе? Ты же помнишь латинскую вечеринку? Ты ещё ушла пораньше…

– Как пораньше? Всё же закончилось, когда я уходила.

– Вот именно в этот момент к нам подошёл Сильвио и стал знакомиться. Оказалось, он фанат латинской музыки и часто бывает в этом клубе.

– Клубе… – повторила я, вспоминая исторические колонны, расписной потолок и тюки бэкпекеров на чек-ауте.

– Да, – кивнула Эля, – ещё у него замечательные родители!

– Вы и родителей видели? – подпрыгнула я.