Венеция. Исповедь монашки
Шрифт:
Эля заснула, рассказав мне очень личные вещи, которые оставили меня в задумчивости. Люди живут, заполняя свои жизни событиями, порой очень большими, и считают свою жизнь уникальной. Торопятся, ставят цели, не успевают, корят себя за это. И таких жизней миллион! У всех свой микрокосм, своего размера и возможностей. И чрезвычайно важно в нём не замирать, не замыкаться. Общение и, что самое главное, новые знакомства дают нам движение вперёд, они совершенствуют нас. Жизнь другого человека демонстрирует нам иные вершины. Слушая других и доверяя им, мы становимся лучше.
…до выставки осталось 68 дней
Мы сидели в зале консерватории на стульчиках с опрокидывающимися столиками. Я клевала носом во втором ряду, грея руки о картонный стакан капучино. Авроры не было, все чувствовали себя более или менее расслаблено. Сегодня у нас была встреча, что-то вроде брэйнсторминга, с Самиром Дамирканом, нашим шеф-куратором.
Пару недель назад он обозначил концепцию нашей будущей выставки, и домой все ушли с увесистыми копиями книги «Вертиго» автора Винфрида Геррга Зебальда. К несчастью, перевода на русский не существовало, и моя копия была испещрена заметками. Будь я посноровистей, мой перевод разошёлся бы уже во все концы необъятной родины. Но руки до такого ответственного дела пока не дошли. Экранизации именно этого произведения тоже не было. В нашем распоряжении был лишь оригинал и с десяток статей, опирающихся на ту или иную точку зрения автора. Нам роман был ценен тем, что внутри одной книги были собраны истории и дух двух философов – Франца Кафки и самого Зебальда. Главный герой осуществлял знакомый нам маршрут из Вены в Венецию, сталкивался с ситуациями, порой спиритуальными и хорошо понятными нам, живущим, хоть и временно, в этом средневековом городе. И, самое главное, герой Зебальда был замкнут в пузырь переживаний своей личности. Следуя из города в город, он непрестанно искал себя в окружавшем его обществе. Это было стопроцентным попаданием. Группа, собравшаяся со всего мира, безусловно, прибыла с целью найти себя и себе подобных, а впоследствии уже оказывалась в сложной ситуации социальной адаптации.
По мнению Самира, и с большой вероятностью, мужа Авроры Себастьяна, мы, сами того не ведая, стали экспериментальным проектом, перформансом для состоявшихся итальянских кураторов. Предполагая, что мы на что-то влияем, спорим, работаем над вариантами, мы на самом деле своими действиями производили на свет работу, которую при должном подходе было достаточно обрамить в книжную обложку или медиафильм. Это и есть иллюстрация проблематики Зебальда. Но нам казалось, мы свободны.
В то утро мы обсуждали с Самиром, кто из художников максимально иллюстрирует магистральную идею проекта. Каждый предлагал два-три персонажа с иллюстрацией его работ. Я представила двух иностранцев – Тобиаса Мэдисона и Андрея Бартенева. Выступление меня немного волновало: задание было размытым, на английском перед публикой я не говорила со времён первого университета. Но группа была очень доброжелательной и преследовала одну цель – устроить грандиозную качественную выставку. Перед выступлением меня волновал только один вопрос: кто-нибудь здесь знает нашего Бартенева? В Москве часто говорили про его популярность на западе, но на какие страны распространялась известность, никто не уточнял.
Пока девочки презентовали, Самир зевал во весь рот и тёр глаза руками – поначалу я даже чуть не засмеялась в голос от его гримас, но потом поняла, что он не специально. «Наверное, нервное», – подумала я. Самир много курил и прерывал свои встречи каждые пятнадцать минут, объясняя это десятиминутными кофе-брейками. Если бы мы каждый раз пили кофе, когда он говорил «Guys, coffee break», наши сердца к концу обучения выскочили бы через горло. Чаще, во время коротких отлучек Самира, мы просто общались, разминались, прогуливались по консерватории или обсуждали вчерашние поездки.
Я вышла на длинный балкон с видом на канал и уставилась на грузчика, который пытался с небольшого катера перекинуть коробки, стоя одной ногой в лодке, а второй – на ступеньке здания. Ему приходилось балансировать, и это требовало б'oльших затрат, чем если бы он подъехал на грузовике по суше где-нибудь на материке. Он кричал на итальянском женщине, принимающей товар, ту что-то не устраивало, и она отказывалась брать коробку. Быть может, это был отвергнутый муж, пришедший неумело просить прощения тостером. Мужчине нужно было срочно определяться со второй ногой: в его сторону шёл катер с молодым человеком.
Молодой человек лет двадцати стоял в лодке с подвесным мотором, правая рука за спиной держала маленький рычаг, как руль, управляя машиной, взгляд был устремлён вперёд. Неприкрытые голову и лицо он бесстрашно подставил под палящее солнце. Такие лодки часто попадались на глаза, но больше – в открытых водах, подальше от берегов и на больших скоростях. Я уже перегнулась через перила, ожидая столкновения, как вдруг чья-то рука дотронулась до моего плеча, и я услышала по-русски:
– Привет.
Это была Лена, девушка из группы, и тоже из Москвы. Наши дороги были похожи и неясно, зачем Аврора приняла решение взять нас обеих. Мы были одного возраста, одного роста, Лена окончила юридический вуз, я – экономический, и пару лет назад мы обе стали увлекаться искусством. Особых заслуг за плечами не было, но мы бойко рассказывали, что всё можем и умеем. С Леной сразу отношения не сложились. Она жила в районе Кастелло по соседству от Зои из Бостона, проводила больше времени с ней и почему-то отказывалась идти на контакт. Может, боялась разговаривать на русском, когда была возможность практиковать инглиш, может, у неё были другие причины, но после пары безуспешных попыток завязать разговор я отстранилась, и стало даже легче: сохранялась иллюзия, что в группе я одна русская.
Меня удивило, что она подошла сама. Что ей нужно? Наверное, разговор будет коротким – на тему цен авиабилетов в Москву.
– Привет, – поприветствовала её я.
– Как дела?
– Да нормально, жду вот, когда мужик свалится с лодки…
– Что ты делала на выходных?
– Муж приезжал, мы были в Кьодже. Это место очень похоже на Венецию, но меньше в разы, туда можно добраться на двух вапоретто, ну или на…
– Слушай, а ты давно замужем?
Это так странно, – каждая её фраза была произнесена как-то невпопад, она не давала мне закончить мысль. Я не понимала, как можно так общаться, и понемногу раздражалась.
– Да нет, пару месяцев, вон шеллак ещё с фотосессии не облупился.
– А я-то как раз свой сняла, специально перед поездкой. Хотя до этого без перерыва его делала три года, представляешь? – Информация, которую она выдавала, была какой-то бесполезной, я чувствовала себя неловко, как на собеседовании.
– Нравится в Венеции?
– Ну, я, вообще, раньше уже жила в Милане три месяца по работе.
– Это адвокатские конторы отправляют в такие командировки? – я усмехнулась своей шутке, но Лена меня не поняла: она стояла и смотрела на меня не мигая.
– Я работала моделью, – коротко произнесла она.
Мне потребовались усилия, чтобы не крикнуть «ТЫ?». Еле удержавшись и наступив себе на язык, почти спокойно я спросила:
– Ого! Моделью?
Проблем с Лениной фигурой не было. Рост около 175 сантиметров, но вот остальные формы мне казались неподходящими для модельного бизнеса. Впрочем, я не интересовалась критериями отбора и не стала спрашивать название агентства. Модель так модель. Для меня это, может, стало объяснением некоторых её действий.