Венера из меди
Шрифт:
Два белых глазных яблока, принадлежащие огромному черному африканцу, скосились на меня через решетку в необычайно крепкой черной входной двери. Глаза впустили меня, но промчались через общепринятые формальности со скоростью, предусмотренной чтоб не допустить любого посетителя стать слишком осведомленным о внутреннем распорядке. В вестибюле содержалась свора британских охотничьих собак (на цепи), которые выглядели лишь немногим более дружелюбно, чем одетые в кожу телохранители; я насчитал по крайней мере пятерых, патрулирующих окрестности с блестящими кинжалами, подвешенными к поясам шириной в ладонь.
Меня затолкали в боковую комнатку, куда, прежде чем я начал скучать и карябать
– Могу ли я видеть Аппия Присцилла?
– Нет. Присцилл принимает своих клиентов по утрам, но мы держим их список. Если тебя нет в списке, у тебя нет шансов на пособие. Если ты арендатор, тебе надо к секретарю по аренде, если тебе нужен кредит – обращайся к секретарю по кредитам.
– Где мне найти секретаря по информации?
Он сделал паузу. Его глаза говорили, что информация тут ценилась.
– Это, возможно, ко мне.
– Информация, за которой я пришел, чрезвычайно деликатного свойства. Присцилл может предпочесть дать мне ее без посредников.
– Он не настолько раним, – сказал его слуга.
Очевидно, Присцилл не слишком много тратил на секретарей. Этот не был каким-нибудь напыщенным греком, что мог говорить и писать на пяти языках. У него было невыразительное североевропейское лицо. Единственным признаком того, что он выступал и в роли писца, была расщепленная на конце тростинка для письма, которую он засунул за кусок коричневой ткани, служивший ему поясом, и пятна чернил на нем.
– Меня зовут Дидий Фалько, – сказал я. Он не посчитал проявить вежливость и спросить меня об этом, но я решил сам быть вежливым.
– Я хотел бы, чтоб ты сообщил Аппию Присциллу, что у меня есть кое-какие вопросы о событиях в доме Гортензиев две ночи назад. Прояснение этих вопросов будет в наших общих интересах.
– Каких вопросов?
– Это конфиденциально.
– Ты можешь мне сказать.
– Возможно, но я не собираюсь.
Секретарь угрюмо свалил, не предложив мне присесть. На самом деле тут не было ни стульев ни скамеек. В комнате были только тяжелые сундуки, видимо набитые деньгами. Любой, кто присел бы на эти ящики, получил бы отпечаток жутких гвоздей, полос и болтов. Я решил сохранить свой нежный зад неклейменым.
Если бы я был адвокатом, судебный служитель только бы успел запустить водяные часы, чтоб отмерить время моего выступления, как мой посланник вернулся.
– Он не желает видеть тебя!
Я вздохнул.
– И что можно сделать?
– Ничего. Тебя не желают видеть. Теперь уходи.
– Давай еще раз это обсудим, – терпеливо сказал я. – Меня зовут Марк Дидий Фалько. Я расследую отравление вольноотпущенника Гортензия Нова, а заодно и убийство его повара…
– И что с того? – издевательским тоном спросил секретарь.
– Таким образом мне кое-кто намекнул, что Аппий Присцилл может быть замешан в эти убийствах.
Услышав обвинение секретарь даже не моргнул.
– Как мне кажется, – намекнул я, – Присциллу могло бы показаться удобным оправдать себя…
– Если он что-то и сделал – ты этого не докажешь! Если бы ты мог что-то доказать – тебя бы здесь не было!
– Это звучит убедительно, но это риторика бандита. А теперь скажи Присциллу следующее: если он сделал это – я докажу это. И когда я докажу, я вернусь.
– Я сомневаюсь в этом, Фалько. А теперь я предлагаю тебе быстро валить отсюда добровольно, потому что если я скажу фригийцам 124 выпроводить тебя, то ты можешь весьма жестко приземлиться.
– Передай Присциллу послание, – повторил
– Давай доставим ему послание сейчас, не против? Мы можем второй раз сходить к нему вместе, и мне почему-то кажется, что он не слышал еще о моем сообщении…
124
фригийцы – народность из Малой Азии. Здесь, вероятнее всего, охранники названы по типу вооружения, характерному для фригийцев (кинжал и метательные копья), а не по происхождению.
Болван начал рыпаться.
– Брось дергаться, или стенографирование в ближайшую пару недель будет делом болезненным…
Я потянул его руку вверх, чтоб подчеркнуть суть своих слов.
– Не принимай меня за идиота – ты не виделся с Присциллом. Ты вышел ровно настолько, чтоб поймать пару вшей у себя.
– Его здесь нет, – задохнулась чернильная душонка.
– Где же он тогда?
– Здесь только его офис. У него есть еще дом на Квиринале 125 , и два напротив Соляных ворот 126 , или он может быть в своем новом владении за рекой на Яникуле. Но он принимает своих друзей только в своих личных домах.
125
Квиринал (лат. Collis Quirinalis) – самый высокий из холмов Древнего Рима. Находился на северо-востоке от исторического центра города.
126
Соляные ворота (лат. Porta Salaria) – ворота в северо-восточной части города. Анахронизм, т.к. были построены императором Аврелианом через двести лет после времени действия романа.
– Итак, когда ты ожидаешь его здесь снова?
– Невозможно сказать…
Неожиданно он вывернулся и издал короткий вскрик, который привлек внимание одного из телохранителей.
– Спокойно. Я ухожу, но предай своему хозяину сообщение, как только он объявится!
– Не беспокойся! Когда я это сделаю, Фалько, ты можешь ждать от него весточки!
Я улыбнулся. Некоторые угрозы реально создают проблемы. Но большей частью они ничего не значат.
Когда я пересекал вестибюль, в пол-глаза следя за фригийским головорезом, я заметил портшез. На что бы не тратил свои доходы Присцилл, но только не на средства передвижения. Это был потертый ветеран из коричневой кожи, столь мятый и грязный, что это бросалось в глаза. Я видел его прежде – возле горящего дома, в ту ночь, когда умер Гортензий Нов. Это означало, что я видел и Присцилла, вылезавшего из него.
Тяжка жизнь бизнесмена. Едва ли найдешь время для заслуженного отдыха после убийством конкурента, прежде чем придется снова вернуться на улицы, и броситься к рыдающим жертвам поджога с контрактом в руке…
Наличие портшеза указывало на то, что Присцилл был где-то здесь. Но я покинул дом больше не споря. Я повредил руку писарю, чтоб быть уверенным: он тут же бросится к своему хозяину с жалобами. Мое сообщение дойдет незамедлительно.
Я встретил за дверью еще одну неприятную вещь, слезавшую со своего мула – гнойный нарыв, который я в последний раз видел обижающим старого торговца фруктами на Счетной улице. Я приготовился к драке, но слепая болячка не узнала меня.