Венера с пистолетом
Шрифт:
В Голландии тоже существует налог на капитал. Если он не сообщал о покупке, то нет нужды сообщать и о продаже. Иначе правительство конфискует всю дополнительную прибыль, которую можно получить на аукционе. А может быть – и больше.
– И он, конечно, хочет получить всю сумму в подержанных банкнотах как можно меньшего достоинства, верно? – спросил я.
Анри усмехнулся; он знал, о чем я думаю, лучше меня.
– Он будет очень рад, если деньги выплатят ему в Швейцарии. В каком-то смысле для нас это даже легче.
Да, деньги не пройдут через голландский банк, а значит не привлекут
Однако существовало одно препятствие. И я должен был сказать об нем сейчас, и наплевать на то, что он при этом почувствует.
– Если об этом знают только владелец, продавец и вы, то не будет никакой экспертизы. Не будет никаких научных штучек. Никаких спектрограмм, никаких рентгеновских обследований, – сказал я.
Он понимающе усмехнулся.
– Ну, это я легко могу устроить. В Амстердаме хватает экспертов по этим вопросам.
Я удивленно посмотрел на него.
– Как, черт возьми, вы сможете это сделать? Достаточно провести рентгенографию, и вы провалите все дело. Голландский эксперт не станет молчать, если речь зайдет о находке картины Ван Гога.
Улыбка так стремительно слетела с его лица, что слышно было, как она ударилась об пол. Оказалось, что он не так силен в тонкостях торговли произведениями искусства, как считал сам.
– Да, об этом я не подумал, – протянул он.
– Давайте сядем и все обдумаем. – Я расстегнул пиджак и еще ниже опустил галстук. – Мне кажется, я где-то видел бутылку?
– Да-да, конечно, наливайте, пожалуйста.
Тепловатое белое вино отдавало дымком. Я налил себе рюмку и присел к столу; он продолжал стоять, глядя в пол и покусывая губы. Затем сказал:
– Рентгенография здесь невозможна. Но вот в Париже…Я знаю одного врача… Он мог бы устроить это тайно в одной из клиник.
Я кивнул. Я мог бы устроить то же самое в Лондоне, если бы моего знакомого не вышвырнули недавно из числа врачей.
– Речь идет о спектрографии соскреба с картины. Можно бы просто принести нужное количество краски под ногтями; тогда никто бы не узнал, о какой картине идет речь.
– Для работ импрессионистов спектрограмма дает не слишком надежные результаты. Краски с тех пор изменились не так сильно, как со времен старых мастеров.
Мы еще немного посидели в мрачном настроении. Наконец я сказал:
– Послушайте, картина продается как работа Винсента Ван Гога, верно? Я имею в виду, что владелец утверждает именно так?
Он покосился на меня, немного удивившись, что я знаю признак, необходимый для «гарантированной» картины: полное имя художника. Но, черт возьми, неужели он думает, что они с Элизабет Уитли – первые эксперты-искусствоведы, с которыми мне пришлось столкнуться?
Он кивнул.
– Да, но…
– Итак, если вам повезет, покупайте, и мы проведем рентгенографию в Цюрихе. А если что-то окажется не в порядке, вернем картину.
– Но, – твердо возразил он, – продажа должна производиться в полной тайне. Владелец говорит, что иначе он никогда ее не продаст.
– Тогда скажите, что мы сообщим голландским властям, что он стремится переправить собственность в Швейцарию. Это должно его напугать. И мы никак не нарушим закона,
Ему понадобилось время, чтобы переварить мои слова; затем он медленно кивнул и улыбнулся.
– И это говорит человек, который утверждает, что ничего не понимает в искусстве.
– Я говорю о законах, а не об искусстве.
– Да, конечно, – он встал и вновь наполнил свою рюмку.
Я спросил:
– А больше ничего на горизонте не просматривается?
– Вы имеете в виду какую-нибудь покупку? Ничего, что могло бы вас заинтересовать. Впрочем, могу порекомендовать одну – две небольшие картины постимпрессионистов. Papier print – как вы это называете?
– Картинки на стену? [3]
– Да. В каждом музее есть стены, и на эти стены нужно вешать картинки. Потом их можно заменять. И всегда находится кто-то, кому они нравятся. В Никарагуа они могли бы стать звездами экспозиции. – Он чуть пожал плечами. – Очень жаль, что приходится ехать так далеко, чтобы полюбоваться тем, что нам удалось собрать. Сезанн, мой Ван Гог…
Его Ван Гог! Он уже нашел его, купил и повесил на стену. Я надеялся, что рентгеновское обследование покажет, что картина не подлинник; не дай Бог, если окажется не так.
3
Буквально – обои – прим. пер.
Пришлось слегка сменить тему.
– Полагаю, в Голландии хватает хороших картин.
– Да, но не на продажу. И знаете почему? Это связано с историей двух войн. Вы же помните, в 1914 году голландцы не воевали, их даже не оккупировали. Они оказались нейтральной землей между Германией и Британией. В результате вели дела с обеими сторонами и делали деньги, большие деньги. После войны многие деловые люди, сколотившие состояния в этой неразберихе, вложили их в произведения искусства. Это было мудрым решением. Так образовались крупные частные коллекции.
Анри поерзал в кресле и расстегнул единственную пуговицу жилета; возможно, температура в комнате подпрыгнула еще на несколько градусов. Моя рубашка стала похожа на грязное посудное полотенце. Он продолжил.
– Но в 1940 году вторжение все-таки состоялось. И вслед за танками пришли эксперты по искусству. Собирать коллекции для Гитлера, для Геринга и даже для Гиммлера. К несчастью для голландцев, они оказались честными – на свой манер. Они говорили: «Мы хотели бы купить картину Вермейера, что висит у вас на стене. Мы понимаем, что она стоит четыреста тысяч гульденов. Вот вам четыреста тысяч гульденов в оккупационных банкнотах вермахта. Надеемся, вы не возражаете против продажи?» – И владелец отвечал: «Да, naturellement!» [4] . И они прятали свои «люгеры» в кобуру, платили деньги и забирали картину.
4
Естественно – искаж. нем. – прим. пер.