Венера с пистолетом
Шрифт:
Я заметил:
– До поры до времени.
Она покосилась на меня.
– Вы подозреваете меня в политических амбициях, сеньор Кемп?
Я взял еще кусочек омара.
– Раз уж вы заговорили об этом – да.
Карлос раздраженно буркнул:
– Послушайте, не съешьте всего омара один. Передайте и другим.
Я передал чашу, а заодно серебряный соусник с майонезом дальше, избегая взгляда мисс Уитли. Это она мне сказала о политической стороне вопроса.
Донна Маргарита обкусывала клешню.
– Вы же понимаете, сеньор Кемп, что не вполне разумно хвастаться такими амбициями.
– Конечно, это вообще не мое дело, если вы собираетесь набрать голоса с помощью картинной галереи.
– Эффективное число избирателей в Никарагуа возможно не так велико, – я, конечно, говорю о соответствующей пропорции, – как это имеет место в других странах с длительной историей системы голосования.
Мисс Уитли задумчиво заметила:
– Должна сказать, что вам придется долго обрабатывать представителей среднего класса, прежде чем удастся заполучить одного из них в музей. Вы просто взгляните, где размещены музеи живописи: Европа, Соединенные штаты Америки, Россия и несколько больших городов вроде Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса, Мехико, Сиднея, Мельбурна. Их нет ни в Африке, ни в Азии, ни в остальной части Южной Америки. Вы не заставите арабских нефтяных шейхов покупать произведения искусства даже для того, чтобы произвести впечатление на своих друзей. На их друзей искусство впечатления не производит.
Анри сварливо заметил:
– У арабских шейхов не бывает друзей.
Тут вмешался я.
– Разве искусство вообще не европейская идея? Я имею в виду те произведения искусства, которые вы вешаете на стену. Потому вы и обнаруживаете музеи в тех местах, которые уже европеизированы. А в других искусство означает резьбу в храмах или саму архитектуру. То, что не повесите на стену.
Все удивленно уставились на меня. Затем донна Маргарита сказала:
– Но в этом-то и заключается моя идея: коллекция Умберто сделает Никарагуа другой страной, более цивилизованной. Вот почему мы должны начать с создания полной коллекции; вот почему мы не можем покупать в больших количествах, а потом обмениваться с другими музеями, о которых вы упомянули. Мы должны начать с создания небольшой коллекции действительно лучших вещей, чтобы она стала одной из лучших в мире. Там не должно быть ни одной плохой вещи, ни одной скучной вещи, так, чтобы целое было больше, чем сумма слагаемых.
– А потом? – спросила мисс Уитли.
– Ах, потом…возможно, в день открытия мы проведем фестиваль искусств. Много музыки, без больших оркестров, но с привлечением солистов, пианистов, Казальса, струнных квартетов – не слишком дорогостоящих, но хороших, очень хороших. Может быть, танцевальные коллективы из Испании. И так далее.
– Если уж быть точными, – спросила мисс Уитли, – на какой средний класс вы собираетесь произвести впечатление?
Донна Маргарита благодарно улыбнулась.
– Может быть не тот, который живет в Никарагуа. А на тот, который живет дальше к северу.
Мисс Уитли нахмурилась.
– Но доллары туристов обычно не попадают к тем людям, которые больше всех в них нуждаются. К крестьянам.
Я заметил:
– Она же только что нам сказала: крестьяне
Донна Маргарита снова улыбнулась, на этот раз печально.
– Увы, боюсь, что это верно – по крайней мере, до сих пор. Деньги, которые я привлеку в страну, пойдут почти полностью тем, кто сможет… выразить свою благодарность.
Я негромко воскликнул:
– Да здравствует сеньора Президент!
Она покосилась на меня.
– Это весьма сомнительно, сеньор. Но – вполне возможно.
Что же, вполне возможно. Как мне помнится, у испанцев в крови весьма узкие представления о месте женщины, но если они купили кого угодно, то купят и это. Она уже в возрасте, но все еще отлично смотрится и своим браком связана с одной из старейших семей. Может быть, они до сих пор ей гордятся, как теннисисткой международного класса.
Карлос заметил:
– Вы понимаете, все это не должно выйти отсюда. Никаких интервью для газет.
– Пожалуйста, Карлос. – Она подняла королевскую – или может быть мне следовало сказать – должным образом избранную – руку. – Здесь друзья. Но, друзья мои, теперь вы видите почему коллекция должна быть совершенной, должна заставить говорить о себе.
– Конечно, оказывая соответствующее доверие вашим друзьям, – заметил я, не продемонстрировав на этот раз свойственных мне такта и вежливости.
Она тотчас вновь улыбнулась.
– Ну конечно – сеньорите Уитли и сеньору Бернару. С политической точки зрения лучше, если обо мне будут думать как об игроке в теннис, а не как о знатоке искусства. В Никарагуа действительно так и есть. А что касается вас, вы хотели бы, чтобы на стене была помещена табличка с надписью: «Эта коллекция была контрабандно вывезена сеньором Кемпом?» Возможно, в этом что-то есть. Просто наверняка это вызвало бы разговоры.
Все рассмеялись. Даже Анри выглядел счастливым и получил возможность вставить:
– Если мсье Кемпу посчастливится вывезти что-нибудь контрабандой, это вполне заслуживает того, чтобы о нем заговорили.
Донна Маргарита предостерегающе нахмурилась и взглянула на него.
– Пожалуйста, Анри… Но есть еще одна вещь, друзья мои. Я верю, что моя коллекция – наша коллекция – должна обладать еще одним очень специальным свойством; она должна быть уникальной. Должна существовать коллекция внутри коллекции, или по крайней мере одна картина, ради которой истинные эксперты будут приезжать, должны приезжать, за сотни миль, лишь бы на нее взглянуть. Ну, как например, на Мону Лизу в Париже, или… – и здесь у нее не нашлось подходящего примера.
Мисс Уитли подсказала:
– Работы Боттичелли в галерее Уффици. И картины Рембрандта здесь.
Анри добавил:
– Ван Гог в Хайе. Импрессионисты в Чикаго.
Мадам Президент кивнула.
– Совершенно верно. А теперь, друзья мои, не пора ли нам как следует закусить?
Мы приступили к еде. Про будущего президента Никарагуа я должен сказать: когда она хотела поесть, то ее аппетита хватило бы на целый банкет. Она набрасывалась на еду, причем делала это не грубо, но так, словно еда была только что изобретена. Мисс Уитли скромно трудилась над кусочком цыпленка в чем-то вроде желе. Анри просто насыщался.