Венера с пистолетом

Лайл Гэвин

Анри сказал:

– Теперь ее лучше положить в чемодан.

– Не сейчас. Просто положите ее на заднее сидение и пусть лежит, пока мы не свернем за угол.

– Но мы можем ее повредить.

– За пару минут ничего не случится. Поезжайте помедленнее.

Ему это не понравилось, но он поехал, причем медленно. Мы выбрались на дорогу и повернули обратно в сторону автострады. Там он перешел на вторую передачу.

Проехав с полмили, мы обнаружили съезд с дороги, который, казалось, никуда не вел, и свернули туда. Анри

держал картину, пока я открывал чемодан, затем завернул ее в мои грязные рубашки, а заодно и в чистые, и положил внутрь. Он просто с ненавистью смотрел, как она исчезает в чемодане.

После того, как чемодан был осторожно уложен плашмя на заднее сидение, он мрачно бросил:

– Вы забыли расписаться.

Я усмехнулся.

– Ван Гог поступал точно также. Кстати, вы считаете, что это нормально?

– Да. Многие из его картин не подписаны. А теперь – мы едем в Амстердам, как вы сказали Хуфту?

– Едва ли. Не стоит делать всякие глупости, о которых кому-то говорили. Утрехт.

– Утрехт? Но почему?

– Оттуда в десять сорок девять уходит поезд. Одна пересадка в Базеле – и к полуночи я буду в Цюрихе.

– Но я не понимаю, зачем ехать в Утрехт.

Я усмехнулся.

– Нелогично – я понимаю. Потому и никто другой не увидит какой-то логики. Так что просто едем в Утрехт. Всего-то шестьдесят километров.

Он переключил скорость, с сомнением спросив:

– У вас есть билет?

– Нет. Никто не знает, что я делаю.

Мы снова выбрались на дорогу, Анри переключал скорости так осторожно, как только мог, и хмуро продолжал размышлять над моими словами.

– Вы сказали об этом мсье Макгрегору?

– Еще нет.

– Банк в Цюрихе будет закрыт.

– Я позвоню Карлосу из Утрехта и договорюсь, чтобы меня встретили.

На этот раз с соответствующим паспортом и всем прочим. Я ощупал пистолет, лежавший в боковом кармане брюк.

Мы добрались до автострады и свернули направо. Анри прибавил газу, но слегка.

– Прибавьте скорость, – сказал я. – У нас есть время, но мы будем выглядеть чертовски подозрительно, если станем так медленно плестись.

Шоссе было вполне современным, и хотя не таким широким, каким следовало, но гладким и прямым. Анри неохотно увеличил скорость до семидесяти.

Через десять минут я был совершенно уверен, что никто за нами не следит. Однако на подобной дороге никогда нельзя быть в этом абсолютно уверенным, так как добрая половина машин едет с той же скоростью на протяжении многих миль и часов.

Я спросил:

– Как этот толстый плут Хуфт достал Ван Гога?

Анри пожал плечами.

– Нашел…

– Черта с два. Взгляните на картины в его холле. И на его кабинет: шторы, лампы. Он ничего не понимает в Ван Гоге и не способен отличить его от задницы.

Он холодно спросил:

– А вы считаете, что разбираетесь в живописи, мистер Кемп?

– Нет, но все же понимаю немного

больше, чем он. Но я не смог бы отличить Ван Гога, даже наткнувшись на него.

– Я согласен с вами. Но мы знаем и другого богатого человека, который покупает картины, но ничего в них не понимает.

– Вы имеете в виду нашу хозяйку? Да, но она наняла вас и эту птичку мисс Уитли, чтобы вы ей помогали.

– Не забывайте и про себя. Возможно, что у герра Хуфта тоже есть советники.

– Именно это я и имел в виду, дружище.

Он нахмурился и задумался. А некоторое время спустя признал:

– С этим я тоже должен согласиться.

– Итак, насколько я понимаю, вы не успокоитесь до тех пор, пока картина не попадет в Манагуа, верно? Я имею в виду, что вы собираетесь принять шумные аплодисменты, не так ли? И тот бедняга, который первым обнаружил эту картину, будет тихо радоваться.

Он мрачно спросил:

– А какое вам дело до этого?

– Никакого. Но я не понимаю, почему тип вроде Хуфта должен владеть картиной такого рода.

– А я не понимаю, почему музей Умберто в Манагуа должен владеть такой картиной.

Я снова усмехнулся. Конечно, поездка не была одним сплошным весельем, но ее несколько скрашивала возможность насолить Анри. Он уныло склонился над рулем, наматывая километры до Утрехта.

К десяти часам мы были уже на полпути. Я вынул булавки, удерживавшие повязку на голове, и осторожно ее размотал. Последний кусок поддавался с трудом, и в конце пришлось поплевать на пальцы, чтобы смочить марлю и отделить ее от запекшейся крови. Но наконец-то я покончил с этим и повернул к себе зеркало, чтобы взглянуть, как я выгляжу. Ссадина оставалась довольно заметной, но с помощью смоченного кончика бинта и зачесанных книзу волос я смог добиться, что она перестала особо бросаться в глаза.

Теперь любое описание меня как человека с повязкой на голове стало устаревшим. Примерно в десять сорок мы добрались до вокзала в Утрехте.

Я достал свои чемоданы, Анри крутился рядом, как птенец, учащийся летать, во время первого урока. Я поставил багаж возле билетной стойки и сказал:

– Возьмите мне билет первого класса до Базеля. Я позвоню в Амстердам.

– Вы же собирались ехать в Цюрих? – растерянно пробормотал он.

– Возьмите билет до Базеля. Я доплачу там. Времени будет достаточно.

Мелочь, конечно, но зачем оставлять какие-то следы, если можно этого не делать? Кто-нибудь мог проверить пассажиров, покупавших билет до Цюриха.

Не потребовалось много времени, чтобы дозвониться до Долена, но гораздо больше – чтобы поднять Карлоса. Я постарался изложить все быстро и по-деловому. Или по крайней мере попытался.

– Говорит Кемп. Я уезжаю. Меня нужно встретить на вокзале без четверти двенадцать ночи. Понятно?

Он какое-то время размышлял.

– Понимаете, мы так не планировали.