Венера
Шрифт:
Мне приходилось тесно общаться с Микки Кокрейн и еще дюжиной других ученых, демонстрировать им данные, а также видеоматериалы, собранные за время полета. Возможно, «тесное общение» не совсем правильное определение, поскольку даже световым волнам нужно несколько минут, чтобы преодолеть расстояние между «Люцифером» и Землей. Да и можно ли называть общением процесс, когда один говорит, а другая сторона только слушает, фигурально выражаясь, с раскрытым ртом. Затем положение менялось: и начинали сыпаться вопросы, уточнения, предложения и предварительные договоренности.
Больше
– Умер?
– повторил я с удивлением.- Это в наше-то время? Но как?
– Я представлял, как люди могут погибать в катастрофах или оттого что не могли получить в надлежащее время квалифицированную медицинскую помощь. Как, например, случилось с Фуксом. Но Гринбаум жил в университетском центре, вместилище всех последних достижений науки, кроме запрещенной нанотехники. Что могло случиться опасного для его здоровья?
Мики, конечно, не узнала о моем недоумении по этому поводу. Она просто продолжала:
– Официальная причина смерти - почечная недостаточность. Но на самом деле это просто одряхление организма. Он был очень старым человеком. Ни разу не проходил омоложения, и внутренние органы отслужили свой срок.
Как же можно довести себя до такого состояния? Так запустить свой организм! Умереть от старости. Для меня это было просто непостижимо. Ведь жизнь - самое дорогое, что есть у человека…
– Зато он умер счастливым человеком,- добавила Микки с улыбкой. Мы вели сеанс видеосвязи, и я видел на большом экране перед собой ее увеличенное в несколько раз лицо.- Твои телеметрические данные о вулканической активности подтвердили правоту его гипотезы о том, что Венера вступает в фазу смещения пластов.
Интересно, каким было ее мнение на этот счет. Когда пришла моя очередь, я спросил ее об этом. Ответ пришел почти через двадцать минут.
– Посмотрим,- неопределенно сказала она.
Вскоре после нашей «беседы» с Микки в каюту вошла Маргарита с видом крайне серьезным и хмурым.
– Что случилось?
– спросил я, указывая на кресло перед столом. Я как раз читал одну из старинных книжиц Фукса, коротая время между ответами Микки. Книга была о золотоискателях на Юконе, которые занимались этим непростым делом двести лет назад.
– Там твой брат,- объявила она, садясь на краешек кресла.
Сердце у меня сжалось в груди.
– Алекс? Но что с ним могло случиться после того, что уже произошло? От него ничего не осталось?
– Лишь тонкий пылеобразный осадок внутри скафандра.
– Пепел.
– Да, именно. Пепел,- ответила Маргарита.
Страшная картина вновь развернулась перед моими глазами: Алекс взаперти, в капкане спасательной капсулы, заживо сгорает в беспощадном климате Венеры, как в плавильной печи. И как долго тянулись его мучения? Уж лучше открыть визор шлема, чтобы ускорить конец. Но шлем был закрыт, я это отчетливо помнил. Алекс не искал легкой смерти.
Словно прочитав мои мысли, Маргарита продолжала:
– Целостность скафандра нигде не нарушена. Очевидно, он оставался в нем до последнего мгновения.
Я устало откинулся в винтовом кресле.
– Он…- Голос ее сорвался, затем она сглотнула ком в горле и закончила: - Он оставил для тебя письмо.
– Письмо?
– встрепенулся я. Каждый нерв во мне вздрогнул.
Маргарита сунула руку в нагрудный карман комбинезона и вытащила оттуда тонкий плоский чип с данными, затем перегнулась через широкий стол, передавая его мне. Я увидел наискось написанное слово: «Ван».
– Это лежало в набедренном кармане скафандра. Я решила, что это какое-то послание,- объяснила она.- Я его не читала.
– Да,- пробормотал я.
Чип лежал передо мной на протянутой ладони. «Все, что осталось от Алекса»,- сказал мой внутренний голос, словно произнося последнее слово над свежей могилой.
Маргарита поднялась.
– Наверное, ты захочешь ознакомиться с ним наедине,- сказала она.
– Да,- вымолвил я. Как только она коснулась рукой двери, я вспомнил и добавил: - Спасибо тебе.
Коротко кивнув, она вышла из каюты, осторожно закрыв за собой дверь.
Не помню, сколько я так просидел, не сводя взгляда с чипа. Наверное, я просто боялся поставить ее на прослушивание, боялся увидеть или услышать что-то. Но что? Смерть моего брата, записанную на бездушный чип? Да, конечно, как выяснилось, он не был моим генетическим братом, но это ничуть не умаляло наших отношений. И теперь я знал, что единственный, о ком он вспомнил перед своей кончиной, был я.
А он знал, что мой отец на деле мне отцом не является? Вряд ли. Мартин Хамфрис человек скрытный и никогда не рассказывал о своих провалах, тем более - в личной жизни. Тем более не стал бы рассказывать любимому сыну, первенцу, о том, как ему наставил рога его злейший враг.
Преодолев наконец нерешительность, я вставил чип в компьютер. Сделан он был из материала, который не могла повредить никакая температура - вольфрамовый диск с лазерной насечкой плюс еще какие-то устойчивые антикоррозийные сплавы для покрытия. С таким же успехом он мог пролежать века в соленых водах океана или в подземной трещине - с ним ничего бы не случились. Этому диску не страшны были никакие катаклизмы, коррозия, удары и прочее. Раньше их применяли исключительно в так называемых «черных ящиках», но затем они распространились повсеместно благодаря освоению вольфрамовых залежей астероидов. Так что к этому продукту цивилизации приложил руку и мой «отец» Мартин Хамфрис.
Вкладывая дискету в дисковод, я, как ни странно, почувствовал, что рука моя спокойна. Сердце билось ровно, и никаких неприятных ощущений в желудке. Правда, я ощущал леденящий холод, от которого немели внутренности.
Компьютерный экран осветился, и передо мной возник Алекс. Лицо его было едва видимо за кварцевым визором шлема. Изображение было смутное, с помехами: видимо, сильное электромагнитное излучение с гор или просто записывающие приборы с трудом выдерживали напор температуры. Камера отодвинулась - и за его спиной показался внутренний интерьер спасательной капсулы. Он сидел перед приборной панелью, что можно было понять, разглядев подлокотники и спинку кресла. Они дымились!