Венера
Шрифт:
– Конечно, а то как же,- ухмыльнулся отец.- А слоны умеют летать.
– Ты сам втянул меня в это дело,- доказывал я.- Ты спровоцировал это решение. Ты хотел, чтобы я ввязался в это дело. Приз в десять биллионов хоть кого с места поднимет, тем более человека, которого через месяц лишают денежного довольствия.
Усмешка исчезла с его лица, и он посмотрел исподлобья и, как мне показалось, озадаченно.
– Да, а что тут такого? Ты со мной не согласен? Разве ты считаешь, что это несправедливо?
– Не хочу обсуждать… В общем, я собираюсь на Венеру,- твердым голосом объявил я.
– И ты всерьез веришь, что можешь рассчитывать на такие деньги?
– А что мне еще остается? Умирать без
– А ты не подумал о том, что может много найтись таких охотников? На десять биллионов-то, а?
– Кто еще, находясь в здравом уме, может даже подумать об этом?
– Одного такого безумца я уже знаю,- с усмешкой ответил отец.- Он в лепешку разобьется ради этих денег.
– Кто это?
– Ларс Фукс. Мерзавец сейчас где-то на Поясе, но как только известия дойдут до него, он отправится прямиком на Венеру, не моргнув и глазом. Чего-чего, а сомнений этот человек не знает. Особенно когда речь идет о таких деньгах.
– Фукс?
Я часто слышал от отца об этом человеке. Папаша всегда говорил о нем с отвращением. Ларс Фукс был разработчиком астероидов, грубо говоря, шахтером и подрывником, а еще точнее, космическим кладоискателем. Это, пожалуй, все, что я о нем знал. Однажды он основал собственную корпорацию и даже временно стал папашиным конкурентом, но теперь являлся всего-навсего вольным разработчиком полезных ископаемых на астероидах, ковырялся в камнях, зарабатывая себе на пропитание. Еще его называли Каменной Крысой.
– Фукс, Фукс. Вот именно, Фукс. Так что тебе придется вырвать этот кусок у него изо рта, Коротышка. Не думаю, что ты тот человек, который сможет справиться. Сомневаюсь, что у тебя хватит мужества тягаться с Крысой Фуксом.
Я должен был понимать, что наступает тот самый решительный момент, когда отец сможет управлять мной и я прыгну в подставленный им обруч. Но, честно говоря, меня ждала нищета, и рассчитывать я мог только на этот приз.
Ну и, конечно, деньги - это еще не все. Мне было дорого удивительно красивое, решительное, вдохновенное лицо брата, которое я и сейчас, как наяву, видел перед собой, точно так, как в ту последнюю ночь, которую он провел на Земле.
«Отец убьет тебя, если узнает»,- сказал я тогда.
«Он уже знает»,- ответил Алекс.
ВАШИНГТОН
– Жизнь - это благо,- проскрипел профессор Гринбаум.
– Но я слишком стар, чтобы им воспользоваться.
Я еще никогда не встречался с таким ветхим стариком с глазу на глаз. Конечно, старики, вероятно, еще встречаются среди бедноты, но в обществе, где каждый может воспользоваться омолодительной терапией и хирургией при достижении почтенного возраста, никто больше не старился.
Однако Дэниель Гаскел Гринбаум был стар. Его кожу покрывали настоящие морщины и пигментные пятна. Он весь ссутулился и выглядел так, словно находился при последнем издыхании. Непонятно, как он еще стоял на ногах и двигался. Казалось, тронь его пальцем, и он рассыплется. На деле рукопожатие Гринбаума оказалось достаточно крепким и энергичным, несмотря на мешки под глазами и обвисшие складки кожи на щеках. Последнее придавало его образу что-то от бульдога.
Микки предупредила меня насчет его внешности, так что Гринбаума я узнал бы даже в толпе. Мишель Кокрейн считалась одной из его многочисленных последователей. Теперь, уже получив профессорскую степень, она по-прежнему истово поклонялась Гринбауму, точно какому-то ученому божеству, в которое верят все эти аспиранты, кандидаты и членкоры. Она называла старика величайшим ученым-планетологом в Солнечной системе. При этом неизменно добавляя: «из ныне живущих». «Что бы это значило?
– подумал я, впервые
Последний из могикан, в своем роде. Большой оригинал - вот и все, что могу добавить от себя. Такое он произвел на меня впечатление при первой встрече.
– Он мужественный человек и собственной жизнью доказывает свои научные принципы,- рассказывала мне Микки несколько лет назад.- Он не боится ни смерти, ни старости.
– А меня, честно говоря, пугает такая перспектива,- шутливо поежился я.- Смерть от одряхления организма… Бр-р! Смерть от старости!
Микки не обратила внимания на мое замечание. И все же я знал, что она непременно пройдет теломеризационные процедуры, как только достигнет определенного возраста. Так делали все…
Гринбаум считался ведущим мировым авторитетом в вопросах, касающихся Венеры, и Микки упросила старика встретиться со мной. Я согласился не задумываясь. Вскоре я узнал, что она устроила мне встречу в Вашингтоне не только со скрипящим профессором Гринбаумом, но и с каким-то бюрократом из космического агентства по имени Франклин Абдула.
Отец немедленно раструбил новость о том, что его второй сын - то есть я - отправляется на розыски останков Алекса, которые собирается поднять с поверхности планеты. Как родитель, гордящийся своим чадом, он уверил репортеров, что, если я вернусь обратно с телом Алекса, я получу десять биллионов вознаграждения. И я тут же стал знаменитостью.
Слава имеет свои преимущества, как мне многократно доводилось слышать, но мне еще только предстояло узнать, в чем они состоят. Каждый ученый, искатель приключений или первопроходец, жаждущий славы, или просто человек, больной на голову, в системе Земля-Луна, в пределах планеты и ее спутника, вдруг воспылал желанием присоединиться ко мне в экспедиции на Венеру. Каждый религиозный фанатик настаивал, что его миссия, цель и предназначение в жизни состоит в том, чтобы разделить мою участь. Я для них стал представителем Бога, пророком, который должен был доставить их на Венеру.
Само собой, я пригласил несколько самых близких друзей присоединиться ко мне в моем вояже. Артисты, писатели, режиссеры, они могли бы написать историю экспедиции и заодно составить неплохую компанию, куда лучшую, чем затурканные ученые и фанатики с дикими глазами.
Затем Микки позвонила мне из своего офиса в Калифорнии, и я был приглашен на встречу с Гринбаумом, куда отправился, даже не задумываясь о последствиях.
По настоянию Абдулы встреча состоялась в штаб-квартире космического агентства, то есть в ее главке, управлении. В ГУпКА, заплесневелом, жутко древнем здании, в самых трущобах Вашингтона. Мы сидели в конференц-зале без окон, со слепыми стенами, куда, наверное, даже не были вмонтированы экраны. Единственными предметами мебели оказались покореженный металлический стол в царапинах и четыре невероятно неудобных стула с прямыми спинками, на которых не то что сидеть, а падать неудобно. Стены украшали, если можно так сказать, выцветшие фотографии запусков древних ракет. Говоря «древних», я имею в виду, что некоторые из них были сделаны в прошлом веке, если не раньше.