Венериана
Шрифт:
Пауза.
– Пойми, Нинэтэр. Дальнейшая работа в таком ключе становится невозможной. Шестнадцать попыток, две страны и куча различных аппаратов. И всё безуспешно. Ну чего мы добиваемся - чтобы аборигены Иллуру сделали наконец правильные и притом однозначные выводы?
Хозяин дома молча и внимательно изучал висящую в воздухе голограмму - корявый аппарат, сработанный полудикими аборигенами планеты Иллуру.
– Мы очень рассчитываем на тебя, многоуважаемый
– Конкретнее, пожалуйста.
– Куда уж конкретнее. Наде перестать тупо истреблять эти погремушки. Пора внедрять устойчивую легенду, однозначную для всех последующих аппаратов. Анализ грунта? Панорамы видео? Они их получат, на радость учёным аборигенам Иллуру.
Пауза.
– Так можем мы на тебя рассчитывать?
Начальник Службы Неба задумчиво теребил собственный нос.
– Ты вот что, сбрось мне весь этот материальчик. Я должен хорошенько всё продумать.
[Все описанные космические миссии, хронология запусков и официальные причины провалов взяты из реальных документов . Прим авт. ]
...
– С возвращением, герой!
– Ну ладно уже, пап! Ну чего теперь, из-за одной игрухи неудачной мне всю жизнь кругом попрекать?
Отец разглядывал меня, слегка перекладывая голову с боку на бок, точно видел впервые. Или что-то новое на мне наросло...
– Ладно, не будем. Раздевайся, обустраивайся понемногу.
Скинув куртку и ботинки, я направился в свою комнату, на ходу стаскивая свитер. Стопка учебников и тетрадок лежала, как была оставлена, но на поверхности письменного стола уже успел скопиться тонкий слой пыли. Я провёл пальцем, поднёс к носу. Чихнул. Да, тут мои родители молодцы. Что бы я на столе не начудил, никто в моё хозяйство не лезет. Ну разве что Ленка, по малолетству...
– Ленка где, в садике?
– Ну где же ещё.
– Как она?
– Вечером увидишь, насладишься общением с родной сестрой. Вчера реветь вдруг удумала, кстати - где Тоша, верните немедленно Тошу...
Я широко улыбался. Как ни крути, славная она растёт, Ленка. Люблю я её, вот что. И маму, и папу. Всех вас люблю, родные мои, вот так вот. А что не видно сразу, так переходный возраст у меня...
– Разговор один к тебе есть, Антон, - папа торчал в дверях с непривычно серьёзным видом.
– М?
– Вот это что, по-твоему?
Некоторое время я с нарастающим изумлением и интересом разглядывал девчоночью ночнушку. Мамина? Ни фига. На маму если эту тряпочку и получится натянуть, и не порвётся она, то, пардон, ничего прикрыть не удастся. Ни сверху, ни снизу. Да что я, свою маму не знаю, что ли! Большой уже, не совсем дурак... мама такого фасона сорочку не наденет ни в жизнь, даже если бы у бати хватило смелости ей такое задарить. "Я вам не стриптизёрша в борделе, Эдуард Николаич!"
– Па, откуда это?
– Так это я тебя спрашиваю. Как эта вещь оказалась у нас в доме?
Я поднял глаза, честные, как у ангела.
– Па, я правда не знаю. То есть ничего про эту... гм... рубашку?
Некоторое время отец молча изучал моё лицо.
– Ну хорошо, - он со вздохом убрал куда-то с глаз долой подозрительную тряпицу.
– Тогда второй вопрос.
Передо мной на стол легла фотка. Я вгляделся и вздрогнул. Голая, то есть совершенно голая девчонка лет двенадцати позирует перед объективом, закинув руки и слегка изогнувшись. Стройные длинные ноги, безупречно стройные на зависть тощим угловатым сверстницам, острые конические холмики не развитых ещё до конца грудей... чёрная густая шевелюра... тут даже подойдёт эпитет "буйная", вон какая копна на голове... И глаза. Совершенно невозможные глаза.
– Па... кто это?!
– Ну хватит, Антон. ЭТО было у нас в аппарате. Пока ты лежал в больнице, я тут решил перемотать и проявить плёнку, там пара нужных мне кадров оказалась. Проявил, просмотрел... Обрати внимание на интерьер. Или ты осмелишься утверждать, что это снято не в нашей квартире?
Отец резко поднял мне голову, держа пальцами за подбородок.
– Будем ещё отпираться? Кто она? Что вы курили?
Я не сделал ни единого лишнего движения.
– Пап... Ты можешь мне не верить. Потому что мне нечем доказать... Но я прошу мне поверить. Я действительно не знаю, кто она. То есть не помню её. Совсем.
Пауза.
– И я ничего не курю. Абсолютно. Один раз твои сигареты попробовал, только... и бросил. И водку тоже.
Вздохнув, отец отпустил мой подбородок.
– Приходится верить... Если ты так гениально притворяешься, право, из тебя вырастет великий артист.
Я чуть улыбнулся, и язык мой вдруг извлёк откуда-то из недр памяти, самостоятельно выдав.
– Кто знает? Может быть...
...
Горячий дождь рушился с небес водопадом, грозя смыть всё живое. Стеклянные струи мерцали призрачным голубым огнём, почти не угасавшим, раскаты грома сливались в сплошную канонаду. За прозрачной завесой рушащейся с небес воды гнулся к земле сад - деревья свернули листья, втянув уязвимую зелень в псевдопочки, но даже голые ветви с видимым напряжением выдерживали неистовый напор. Ручеёк, протекавший за садовой оградой, превратился в полноводную реку, кипящую под ударами мириад тяжёлых, как пули дождевых капель . Время Ливней - самый неуютный сезон на прекрасной Иноме. Даже сейчас, когда Служба Спасения может прийти на помощь в любой момент, несчастные случаи случаются не так уж редко. В древние же времена участь путника, застигнутого в дороге Сезоном Ливней, была незавидна...
Вздохнув, Иллеа отвернулась от прозрачной стены, щупая всё ещё влажные волосы. В углу валялся комком мокрого тряпья иллурианский наряд - "брючный костюм", это ужасное сочетание штанов и жакета , сброшенный впопыхах. Десяти шагов от места высадки из пузыря-гравилёта до двери хватило, чтобы промокнуть до нитки.
– Ну, так и будем молчать?
Вейла, сжавшись в гравикресле в комочек , угрюмо молчала. Не просохшие волосы тяжёлыми прядями падали на плечи, обрамляя бледное личико с плотно сжатыми губами. В груди у матери даже защемило от наплыва чувств.