Венгерская вода
Шрифт:
Спал я так крепко, что даже не услышал шума снаружи. Меня разбудил Симба. Известным только ему способом он отодвинул запор, которым моя дверь была закрыта изнутри, и потряс меня за плечо:
– Мисаила забрали! – понизив голос, сказал он, едва я открыл глаза, слипшиеся от глубокого сна.
Симбу я узнал по голосу. В комнате и проходе за его спиной был плотный мрак.
От неожиданности я оцепенел. Единственное, что до меня дошло, – это то, что на нас напали. Симба пояснил, что во двор пришло несколько человек, потом он видел, как они вывели Мисаила и увели с собой. За воротами их ждало несколько всадников.
– Они говорили о чем-то с хозяином. Он им светил фонарем.
Немного помолчав, Симба добавил:
– Они явно не хотели шуметь. Тебе нужно поговорить с хозяином, – произнес он, заметив, что я продолжаю сидеть не шевелясь, и настойчиво потянул меня за руку. Я так и выскочил во двор полураздетым вслед за ним.
Хозяина мы увидели сразу – он все еще держал в руке горящий фонарь. Стояла глубокая ночь. Мир спал, и единственным светом во тьме были молчаливые звезды. Хозяин выглядел ошарашенным не меньше нашего:
– Стража. С повелением от начальника таможни Ак-ходжи. Он командует, пока эмира нет. Спросили меня, где франк, который прибыл с ромеями. Велели ему следовать за ними. Вы же после полудня были у них на пристани. Зачем им понадобилось среди ночи вламываться на постоялый двор и будить людей? До утра даже не подождали.
Похоже, его недоумение было искренним.
Мы прошли в комнату Мисаила. Там была только разбросанная постель. Все его вещи собрали и унесли.
– Хорошо, что сумку со снадобьями и прочим добром мы забрали к себе, – шепнул Симба. – Не перепрятать ли ее на всякий случай?
Было заметно, что он в такой же растерянности, как и я. Как поступить? Ночью, в незнакомом городе, среди неизвестности. Мне сразу вспомнились слова деда: «Не суй свой нос никуда. Твое дело – подать жалобу местной власти». Боюсь, это единственный разумный совет, который мне сейчас нужен. Оставалось дождаться утра.
О том, чтобы уснуть, нечего было даже думать. Усевшись на скамью у ворот, я поднял глаза к небу. Оно было чужим. Где-то там за горизонтом скрылась моя путеводная Сухейль, зато суровая Альрукаба все выше поднималась над Страной Мрака. Какую подсказку я могу найти в этих таинственных письменах? Может, надо мной насмехается двуличная Звезда Дьявола? Но ее не было на небе. В эту пору она уходит куда-то за горизонт, чтобы появиться вместе с осенними звездопадами. Почему-то эта мысль меня успокоила.
Скоро взойдет солнце, я отправлюсь к здешнему правителю и потребую объяснений. Ведь слава о правосудии в царстве Джанибека достигает даже Египта.
Рядом бесшумно выросла темная фигура Симбы. Его голос был печален:
– Баркук сбежал.
– Может, просто испугался стражи? Или куда отлучился?
– Он прихватил с собой мешок с едой. Там были лепешки, баранья нога, бутыль с вином. Видно, решил, что подвернулся очень удобный случай.
– Разве он неправ? – Меня это почему-то развеселило. – Действительно, ловить его – это самое последнее, что мы сейчас будем делать.
– Мы его не обижали.
– Птичка упорхнула, едва дверца ее клетки осталась открытой. Значит, ей свобода милей.
«Плохой из тебя вышел работорговец», – сказал бы сейчас дед в той свойственной ему манере, когда нельзя было понять, говорит он серьезно или шутит.
Так и сидели мы с Симбой молча, слушая тишину и редкую перекличку ночных сторожей. Сидели недолго. Скоро начали блекнуть звезды на востоке и по всей округе в предутренних сумерках запели петухи. Однако не успели муэдзины прокричать утренний призыв на молитву, как в воротах появился Баркук.
На плече у него красовалась та самая сумка, а ноги, несмотря на утренний холод, были босы.
Оказалось, он был единственным, кто не растерялся от неожиданности. Едва увидев, как стража уводит Мисаила, парень немедленно устремился вслед за ними. Чтобы двигаться бесшумно, бывалый горный охотник снял обувь. Да еще предусмотрительно прихватил мешок с едой на случай, если путешествие окажется долгим. Так и следовал за стражей, таясь во тьме.
Ночь стояла тихая, разговор было слышно за сотню шагов, поэтому Баркук сразу разобрал, что некоторые нукеры говорят на его родном языке.
Двор, в который привели Мисаила, как потом выяснилось, был местопребыванием здешнего эмира по имени Хаджи-Черкес. Окна прятались за ставнями, но сквозь них изнутри пробивался свет. Кто-то дожидался прихода Мисаила. Ворота не заперли, и через них просматривался двор.
Вскоре свет в доме погас, началась недолгая суета, а затем все всадники уехали, оставив одного скучающего караульного. Вот тут в голове у Баркука и созрел замысел. Он подошел к караульному и заявил, что принес еду своему задержанному хозяину. Заявил на своем родном языке и не ошибся. Караульный оказался земляком. Сначала он посмеялся над тем, какой преданный слуга у задержанного, велев приходить, когда рассветет и прибудет начальство. Потом, как водится, разговорились про родные края. Общих знакомых не нашлось, но стражник не раз слыхал про село Баркука. Сам он уже лет десять не бывал в тех местах: еще до чумы подался на службу к Хаджи-Черкесу и вот теперь оказался вместе с ним в Тане. Сам эмир тоже с Кавказа, франки называют его Зикх-бей. Поэтому в свои отряды он набирает по большей части земляков. Сейчас к нему сильно благоволит сам хан Джанибек, намеревающийся поумерить пыл своих монгольских эмиров, в войске которых служат кипчаки.
В этом месте рассказа мне сразу подумалось, как тесен мир и как похожи все его беды и проблемы. Совсем недавно мне рассказывали о противостоянии кипчакских и черкесских мамлюков в Египте, лежащем за много недель пути отсюда. Истину говорят мудрецы: что вверху, то и внизу.
Между тем Баркук, немного поболтав с земляком, посетовал, что холодная баранина не самое вкусное блюдо и, коль еду господину нельзя передать до утра, лучше и принести ему что-нибудь свежеприготовленное. Тепленькое. А баранью ногу с лепешками нужно съесть сейчас. Оказалось, что сослуживцы стражника отправились на ночной объезд застав и вернутся не скоро, так что предложение было принято с восторгом. Кстати оказалось и вино. Разговор сразу пошел веселее.
Стражники вообще люди осведомленные. На них обычно не обращают внимания, их не замечают, привыкнув к их присутствию, как к наличию воздуха или неба. Они же все слышат и все видят, зачастую примечая даже то, что, может быть, укрылось от глаз и ушей постороннего непосвященного наблюдателя.
Оказалось, что Мисаила схватили вовсе не по приказу Ак-ходжи, как сказали на постоялом дворе. «Кто он такой, этот надутый ишак, чье дело взимать плату с купцов и следить, чтобы они не утаивали товар?». Здесь власть и рука хана – эмир Хаджи-Черкес. Сейчас его замещает наиб. Он и отдал приказ об аресте. Явился среди ночи. Потом дожидался, пока приведут Мисаила, чтобы побеседовать с ним. Велел держать его под замком и строго-настрого запретил кого-либо к нему допускать.