Венгерская вода
Шрифт:
Дружба эта пошла на пользу торговле, а торговля наполнила город людьми и товарами. Как раз перед этим в персидских землях были смуты и гонения, то на буддистов, то на христиан, то на иудеев. Много их бежало за Бакинское море, к милостивым ханам улуса Джучи. Дядюшка Касриэль – один из них.
Город разросся за десятилетие, как опара на дрожжах. Даже когда потом Узбек построил себе новый дворец в нескольких днях пути выше по реке и перебрался туда, старый Сарай не захирел. Не зря его называли ал-Махруса. Богохранимый. Там и прошла почти вся жизнь Злата.
Служил он трем ханам. Начинал еще при
Псовая охота хороша в лесах. На кабана, лося, медведя. Охота эта нелегкая и, чего греха таить, опасная. Зверь не признает чинов, и немало знатных особ неудачно окончило свой век на лесной тропе. Даже просто скакать сквозь чащу опасно. На иной сук можно налететь, почище вражеского копья выйдет.
Можно, конечно, охотиться и в степи, с борзыми, но здесь больше в почете забава соколиная.
Есть еще и другая охота. Главная. Когда выходит сам хан с войском на большую облаву. Каждый год собирают всадников под началом командиров со всей степи. Только охота эта иного рода. Это смотр войска, проверка его готовности. Здесь нужна не добыча, а умение держать строй, передавать команды, слушать сигналы. Это проба силы для войны. После такой охоты, как после похода, награждают отличившихся, повышают и понижают в звании. Начальник ее – второй человек в войске после беклярибека.
Псарям на такой охоте делать нечего. Теперь ханская псарня пребывала в загородном дворце.
Узбек любил подражать верховным ханам. Поэтому он завел себе Золотую Орду, как у них, – шатер, покрытый драгоценными шелками и опиравшийся на обитые золотом столбы. С троном. С тех самых пор и повелось так именовать его ставку, а порой и само царство.
Хану всегда нравились северные леса, где, вдали от интриг полного иноземных пришельцев Сарая, он провел первые годы своего царствования. Потому он вскоре перебрался в новый дворец. Сарай ал-Джадид. Но туда следом переехал весь двор, там поселились купцы, ремесленники. Вскоре Новый Сарай превратился в город побольше старого. Тогда жена Узбека Тайдула решила построить себе на манер великого хана летний дворец. Ближе к северным лесам. Место выбрала, чтобы и леса были рядом, и степь, а самое главное – Итиль. Пристань, переправа на другой берег. На персидский манер повелела заложить там большой сад, для чего нашли искусных в этом деле людей из Персии и Хорезма.
Когда уже при Джанибеке сам хан убрался туда со двором, построили и зимний дворец. Появились службы, помещения для канцелярий, а затем и монетный двор. Где хан – там и казна. Где казна – там и деньги.
Вот туда после чумы и перебрался бывший помощник визиря, у которого во время мора погибла в Сарае вся родня. Там и доживал век в нехлопотной должности доезжачего. Повелителя псов. Оттуда он и был пущен властной рукой по следу исчезнувшего Омара.
XXIII. Мазь императрицы Зои
Мне поначалу казалось странным, что ханский посланец ничего
– Ты умный юноша. Главное, почтительный. Ничего не спрашиваешь, а ждешь, когда старшие обратятся. Правильно. Вопросы выдают намерения.
Разговор о моем деле он завел только на третий день. Будто невзначай. И не со мной, а с патриаршим посланником. Я даже вздрогнул от неожиданности, когда Злат вдруг спросил его:
– Думаешь на Москве с Авахавом повстречаться?
– Все зависит от того, кому он сейчас служит.
– То-то и оно. Последний раз его видели на волынской дороге. Там он показал проезжую грамоту на Киев.
Видимо, в этих словах был некий намек, которого ромей не понял, потому что доезжачий продолжил:
– Если он ехал из Таны в Киев, то чего его занесло на волынскую дорогу? Это большой крюк по степи.
Теперь грек задумался.
– Если бы он собирался в Москву, то из Таны ему совсем было близко через Червленый Яр. А через Киев ему туда никак мимо литовских караулов не проскочить. Так что не свидитесь, – усмехнулся Злат. – Человек он торговый. Коли поспешает, значит, торги намечаются. Как думаешь, кто торговать будет? И чем?
– Коли Ольгерд своего человека пошлет к патриарху, чтобы для него клобук просить, то ему ведь потом еще нужно будет в Орде ярлык получать. По этой части Авахав ловкий ходок. Только рановато. Ольгердов человек назад раньше осени никак не вернется. Получается, спешил он к цареградскому посольству.
– Да еще по волынской дороге, – поддакнул Злат.
– Из-за Волыни сейчас у Литвы с поляками и венграми пря. Не зря, выходит, наш торговый человек ездил к венгерской границе.
– А прошлой осенью помог продать в Чембало татарских невольников. Не из тех ли, кто недавно на Волыни или в Молдавии в плен угодил? К венграм или полякам. Самим-то им эти пленные ни к чему. За знатных можно выкуп взять, а черную кость куда девать? Белая крепость под боком. А оттуда морем куда хочешь. Вот только продавец сидит в Тане. Ты человек ученый, тебя думать философы учили. Думай!
С этими словами доезжачий повернулся ко мне, прервав, подобно сказочной Шахерезаде, рассказ на самом интересном месте.
– Я с Авахавом познакомился лет тому двадцать назад в Сарае, одновременно с нынешним митрополитом Алексием. Тот тогда еще простым иноком был. А приехали они в Орду по одному и тому же делу. Я у тамошнего эмира наибом был – так и скрестились наши пути-дорожки. Авахав тогда хлопотал по делам эмира Алибека. Как видишь, прав старик Соломон – ничто не ново под небесами. Столько лет прошло, а опять те же имена. Зимой ведь Алибек как раз был в кочевьях недалеко от Белой крепости, – снова повернулся он к греку. – А летом в Крыму. Так что к продаже чембальских невольников никаким боком не причастен. Зачем тогда было для этого в Тану ехать?