Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников
Шрифт:
Январь 1915
Александр Соколовский
Избраннику
Валерию Брюсову
Над жадной бездной исступленности,
Над стрелами враждебных глаз,
Всплывают отклики влюбленности,
Царит властительный экстаз.
Душой уверенной и гибкою
Ты чью-то тайну подстерег
И с равнодушною улыбкою
Венчаешь доблесть и порок.
Безумно-алыми рубинами
Бросая беспощадный стих,
Ты дышишь сказками старинными
В извивах улиц городских.
Равно прекрасному и злому ты
Сплетаешь огненный венок
И смотришь зорко в злые омуты
Страстей, желаний и тревог.
Ты грезишь смутными намеками,
Но в каждом слове – твой экстаз.
Какими злыми и далекими
Ты видишь нас, ты видишь нас!
Изнежен грезами весенними,
Безумец, гений и мудрец —
Ты равнодушными хотеньями
Бросаешь сердце в бой сердец.
И если песни вдохновеннее
Придумает иной поэт —
Ты будешь помнить все мгновения
Твоих уверенных побед.
И все безумия и нежности
Сплетутся в пламенный венец,
Венчая тайной неизбежности
Тебя – восторженный певец!
Март 1916
Владимир Святловский
В.Я. Брюсов
Ты, – Брюсов, – странный мир, где все необычайно,
Где пластику Афин и чары мастеров
Пронзает гения непознанная тайна,
Несущая земле – вуаль предвечных снов.
Ты, жрец Изид, таинственно-прелестных,
Оракул и певец при храме строгих Фта,
Змеиных страж цветов средь подземелий тесных,
Неопалимый лист горящего куста.
1916
Магдалина Вериго
«В его усталом вдохновеньи…»
В его усталом вдохновеньи
Нет томных красок блеклых роз,
Но изнурительны виденья
Высокомерно-ярких грез.
Он обладает странной властью
Сердца горячие пленять.
Он, полный горького бесстрастья,
Все страсти может возбуждать.
О, сколько жарких слез исторгли,
Для скольких душ зажгли цветы
Его холодные восторги
И равнодушные мечты!
Он в хаос снов, где дух расплавлен,
Вперять бесстрашно может взгляд:
Ни блески льдов, ни солнца пламень
Померкших глаз не ослепят.
<1912—1918>
Игорь Северянин
Валерию Брюсову
Нежны berceus\'ные рессоры —
Путь к дорогому «кабаку».
В нем наша встреча, – после ссоры, —
Меж наших вечеров в Баку.
Я пил с армянским мильонером
Токай, венгерское вино.
В дыму сигар лилово-сером
Сойтись нам было суждено.
Походкой быстрой и скользящей,
Мне улыбаясь, в кабинет
Вошли Вы, тот же все блестящий
Стилист, философ и поэт.
И вдохновенно Вам навстречу
Я встал, взволнованный, и вот —
Мы обнялись: для новой речи,
Для новых красок, новых нот!
О, Вы меня не осудили
За дерзкие мои слова, —
И вновь певцу лесных идиллий
Жизнь драгоценна и нова!
Я извиняюсь перед Вами,
Собрат, за вспыльчивость свою
И мне подвластными стихами
Я вас по-прежнему пою!
1918
Игорь Северянин
Брюсов
Никем не превзойденный мастер.
Великий ритор и мудрец.
Светило ледовитой страсти.
Ловец всех мыслей, всех сердец.
Разламывающая сила
Таится в кованых стихах.
Душа рассудок научила
Любить, сама же пала в прах.
И оттого – его холодность:
Душа, прошедшая сквозь ум.
Его бесспорная надмодность
Не столь от чувства, сколь от дум.
Великий лаборант, он каждый
Порыв усвоил и постиг.
Он мучим неизбывной жаждой
Познанья всех вселенских книг.
В нем фокус всех цветов и светов
И ясной мысли торжество.
Он – президент среди поэтов,
Мой царский голос за него.
1918
Николай Минаев
Валерию Брюсову
Акростих
Весна! Как счастлив я! Покончено с зимой…
Апрельский вечер тих, и легкий ветер вея
Ласкает ветки верб; улегшись на траве, я
Ему отдал себя, он – брат весенний мой.
Раскрыли облака свой веер с бахромой,
И от закатных стрел стыдливо розовея,
Юг весь заволокли, а выше и правее
Блестит звезда любви над алою каймой.
Резва и весела беспечная летунья
Юлит вокруг меня, и только нежно дунь я,
Слетит с прозрачных крыл пыльца из серебра…
О, милая моя! Не избегай меня ты:
В душе как здесь – апрель, душа вдвойне добра,
Усталость и недуг с нее весною сняты!
<Май> 1919
Константин Бальмонт
Валерию Брюсову
В те дни, когда мы были двое,
Лишь ты и я, лишь я и ты,
Светило небо голубое
Первопричастьем красоты.
Все мироздание живое
Вело нас в тайну бытия,
И было в мире только двое:
Лишь я и ты, лишь ты и я.
Но кто он, третий?
И кто он, пятый?
И кто он, сотый?
И миллионный?
Сверкнули сети.
Мелькнул распятый.
Глядят заботы.
Провал бездонный.
На песни сердца
Нам отвечали
Разрывный хохот,
Звериный крик.
У иноверца
Свои печали,
И рухнул грохот,
Везде возник.
Мечта хотела,
Душа бролась
И уходила
К иным пределам.
Душа и тело
Сложились в голос,
Да светит сила
И слава смелым.
Мы побеждали.
Смотри – ликую.
Мы победили.
Горю. Горишь?
Звено из стали
В тюрьму немую.
Изжитой были
Слепая тишь.
И вновь мы в мире только двое:
Лишь ты и я, лишь я и ты.
Но что нам эхо верховое
Добросит книзу с высоты?
Две силы бьются в равном бое,
Орел летит, язвит змея,
И падаем мы в вечность двое:
Лишь я и ты, лишь ты и я.
30 сентября 1919
Олег Леонидов
Валерию Брюсову
Я чту его определенность,
Его размеренную медь,
Его уменье петь влюбленность
И не любить, и не гореть.
В его напевах напряженность,
И от годов им не истлеть:
Он – в море брошенная сеть,
Чтобы измерить всю бездонность,
Изведать тайны глубины
И цвет изменчивой волны,
Пройти дорогой отражений
И в четком зеркале теней
Явить и ярче, и ясней
Боль вечных взлетов и падений!..
1920
Адалис
«Уходит нежный день с повинной головою…»
Вал. Брюсову
Уходит нежный день с повинной головою,
Тлеет на западе его последний кров;
И небо позднее вскипает над Москвою
Умелым пламенем латинских облаков.
Я ветру говорю: «Уже звездам являться,
Уходу тучных туч ты песней помоги:
Шагам Юпитера пристало удаляться,
Когда Венерины послышатся шаги!»
<1920>
Адалис
«Вверх голубым дном…»
В. Брюсову
Вверх голубым дном
Март звонко и плотно.
Всем покидающим этот дом
Поручаю фиалки, сумерки и болота.
А мне безвыездно жить помоги
В сердце твоем, где весна слаба.
Продана, продана за долги
Наша выгоревшая судьба!
Только решились ее замкнуть,
Только окрепли проститься с ней,
Как захлестнуло последний путь
Голубым таяньем черных дней!
Некуда, некуда, нежный друг, —
Песнями не облетишь суженой!
Звонко проветренный – твой досуг
Пламенем прожит и мной заслужен.