Вепрь. Феникс

Калбазов Константин Георгиевич

На большую поляну он выскочил уже с полностью разряженным оружием, перезарядиться никак не получалось, как и подстрелить еще кого-нибудь. Сбивая пыл преследователей, он израсходовал и последнюю пару гранат. Впустую, судя по тому, что никаких криков или стонов он так и не услышал. Все, дальше бежать уже опасно.

Отбежав от кромки леса не далее тридцати шагов, он сходу распластался на траве, немного проехавшись по ней брюхом. Едва остановившись, Волков тут же перевернулся на спину, выпростав пару ножей. Перезаряжаться все так же некогда. Трава не очень высока, но ее достаточно, чтобы скрыться от взглядов преследователей, этому

способствует и одежда, сливающаяся с местностью. Драгуны как видно сообразили, что у их дичи все же вышли заряды, поэтому сходу развернувшись широким веером, они не скрываясь выбегают на открытое место.

Как всегда залп не получился, ударили вразнобой, с незначительными интервалами и накладывающимися друг на друга выстрелами. Вдогонку звучат еще несколько выстрелов. Тишина. Стрекот кузнечиков, жужжание насекомых. Вот же паразиты, словно и не стреляли только что. Вот птицы это иное, мечутся в высоте и оглашают окрестности своими беспокойными голосами. Значит несмотря ни на что, он не ошибся и вышел точно на подготовленную засаду. Интересно, все сумели вернуться.

— Атаман. Атаман.

— Чего тебе, Зван?

— Жив, что ли?

— И даже не ранен.

Виктор устало поднимается на ноги и сталкивается взглядом с парнем. Тот улыбается во все тридцать два зуба. Затею Виктора он не одобрял и пытался его отговорить, но тогда Волкову мысль показалась здравой и оправданной. Сейчас он так уже не думал и мысленно клял себя на все лады, вот только внешне этого не показывал.

Глава 3

— Я уж думал, что ты мертв, как и парни твои, а ты эвон: грязный, помятый, усталый, но живой, — говоря это Градимир не скрывал облегчения, невольно охватившего его.

Вот поди пойми этого человека. То за горло берет так, что дохнуть невозможно, при этом еще и карами стращает. То вот так вот переживает. То что, он искренне рад у Виктора сомнений нет, мало того, видно у воеводы словно камень с души упал, ведь понимал, что снова вынудил старого знакомца, коему не единожды жизнью обязан, рисковать жизнью в попытке воспрепятствовать подходу врага. Но видно на этот раз задача и впрямь оказалась для него неподъемной. Не сказать, что Градимир сильно рассчитывал на удачу, но надеялся, иначе не вывел бы полки в поле, навстречу противнику. Когда в назначенный срок посыльный от Добролюба не прибыл, воевода искренне обругал себя, за потерю таких бойцов, и их десятника в частности. Мысленно, не посвящая в свои думы никого, но он был собою недоволен и переживал утрату. А тут…

— Милостью Отца небесного мы со смертью пока разными дорогами ходим, — одарив присутствующих своей неподражаемой улыбкой, ответил Виктор.

При этом краем взора он успел усмотреть, что заместитель воеводы недовольно скривился. Уж этот-то не стал бы огорчаться, погибни этот висельник. И чего взъелся на него? До женитьбы он его просто не любил, это понятно, прямое подчинение воеводе, остальные побоку. Но после свадьбы в него словно бес вселился. Всякий раз искал повод, чтобы пнуть десятника и за людьми его следил так, словно только и ждал, чтобы те оступились. Будь на его месте тот же подьячий из Звонграда, было бы понятно, тот имел огромный зуб лично на Волкова. А этот-то с чего?

— Отчего гонца не прислал?

— Дак не вышла задумка.

— Ну и известил бы.

— К чему? Ить решили же: коли гонца не будет, ты уведешь полки в Обережную.

А мне там каждый человек был нужен. С каверзой ничего не вышло, но мы и так, честным оружием сумели пустить кровушку ворогу, — говоря это, Виктор скосил взгляд на Бояна. Ну-у, боярич, тебе не угодишь. Не по чести плохо. Честным оружием, кабы ни еще хуже.

— Хорошо погуляли? — А вот Градимир доволен. Такое впечатление, что после того как он увидел живого Добролюба ему уже ничто не испортит настроение.

— Неплохо получилось. Мне так думается, что более трети полка мы либо поранили, либо на тот свет спровадили.

— И все это честным оружием, — Боян буквально сочился желчью. Нет, ну что ты будешь делать.

— Дак ить мы в атаку не хаживали. Там гранатку кинем, там стрельнем, там волчью яму устроим, опять же чуть не половину ихнего пороха извели. Тайно пробрались в их лагерь и подорвали, но тут тоже все честь по чести, военной хитростью то деяние называется.

— Ты кто такой, чтобы о чести рассуждать!? — Вяткин младший даже вскочил на ноги, вперив гневный взгляд в Добролюба. Достал! Да сколько можно!?

— Я тот, кто за обиду виру кровью берет, боярич. Уже брал и случись, снова возьму.

— Добролюб, — ну вот, опять воевода вынужден встрять между этими двумя. Не следовало доклад принимать в присутствии Бояна, но не гнать же в самом деле, тот уж здесь был, когда десятник заявился.

— Уж не угрожаешь ли ты мне? — Ага, поди успокой лучше зятя.

— И в мыслях не было, — тут же открестился Виктор, чем удивил Градимира.

Вот в начале это был тот Добролюб, которого он знал. Сказал обидное слово, получи ответ, восхотел большего, получишь и больше. А тут… Что это? По всему выходит, он как бы уступает Бояну, на попятную идет и чуть не жалеет о резкости что позволил себе попервах. Чудны дела твои Боже.

— А как же понять твои слова? — Не хочет униматься этот молокосос. Спокойно. Это точно будет лишнее.

— То ты у гульдов поспрошай, боярич. Они тебе все доподлинно разъяснят, — устало вздохнув, проговорил десятник.

— Добролюб! Много на себя берешь.

— Опять казнить станешь, воевода? — Вот ведь. Уж второй раз за последнее время кроме свирепости он еще что-то иное видит в лице этого зверя в человеческом обличии. Неужто не показалось и в страшном оскале видится горестная улыбка? — А давай. Чего уж. Подумаешь висельник, что верой и правдой долг свой выполняет. Родня она завсегда ближе будет. Вот заместитель твой тут про честь рассуждает, а по чести ли то, что он тут творит? Чего на меня глядишь? Нешта не вижу, что обозлить меня хочешь да под суд подвести.

— Да ты… Ты…

— Боян, охолонь, — вздохнув остановил не находящего слов и уже хватающегося за сабельку зятя, Градимир. — Что по гульдам? Правда то что сказывал тут? — Это уже к Добролюбу.

— Все как есть правда, воевода, — отвернувшись и вперив взгляд в стену, устало ответил Виктор, — Если сегодня в чистое поле стрельцы обережненские выйдут, то ворога одолеют, хотя бы потому что огненных припасов ему не достанет для серьезного боя.

— Иди пока. Отдыхай, — как только дверь за десятником закрылась, Градимир тут же бросил гневный взгляд в Бояна. — Скажи зятек, а коли Смеяну и Ратибора ворог пожег бы, что ты стал бы делать? Лить слезы и утирать сопли? Сомневаюсь. Потому как я в тебе мужа вижу. Так чего же ты набросился на того, кто поступает так же, как, случись, поступил бы ты?