Вепрь
Шрифт:
— А когда нам можно будет уехать отсюда?
— Как только это станет безопасным.
Это был очень условный срок, но Славянка стала терпеливо ждать.
Однако уезжать им пришлось не потому, что это стало безопасным, а как раз наоборот — оставаться было равносильно самоубийству.
Однажды Сергей с раннего утра куда-то ушел (он никогда не говорил, куда идет и когда вернется) и вернулся к вечеру. Славянка на кухне готовила нехитрый ужин, и это положение домохозяйки доставляло ей неожиданное удовольствие. В глубине души ей всегда хотелось вкусить такой вот незатейливой жизни, в которой нет погонь, интриг, перестрелок, а есть привычный, размеренный ход событий, когда, просыпаясь утром, ты знаешь, чем будет заполнен твой день, знаешь, что к десяти часам тебе предстоит идти в магазин за продуктами, в два часа начинать уборку квартиры, а ближе к вечеру — готовить ужин и дожидаться возвращения мужа, которому, может, и не понравится твоя стряпня. Такой быт осточертел миллионам женщин, но для Славянки это было в новинку, и она даже испытала какую-то гордость оттого, что теперь перестала быть девчонкой с улицы, бездомной авантюристкой, а стала почти такой же, как и те женщины, что живут по соседству с ней. Почти. Была одна червоточинка, которая не давала ей покоя, — она чувствовала, что это временно, что скоро все опять вернется в старую колею.
Приблизительно об этом она думала в тот вечер, стоя над шипящей сковородой, когда в прихожей вдруг громко хлопнула дверь. Испуганная Славянка увидела, что Сергей, не раздеваясь, прошёл в комнату.
Она поняла, всё кончено. От этой мысли её прошиб озноб.
— Сергей! — крикнула она, не в силах двинуться с места.
Он не ответил, и от его молчания стало ещё страшнее.
— Серёжа, что случилось?!
Он подошёл к ней. В руках у него была большая дорожная сумка, в которую они переложили все деньги.
— Мы уезжаем, — сказал он. — Сейчас же. Собирайся.
— Куда? — спросила Славянка, хлопая глазами.
— Куда-нибудь. К чёртовой матери. В Сибирь.
— Но как же… — она продолжала растерянно моргать, не зная, что сказать. — Но… А как же ужин? Я нажарила целую сковородку котлет… Ой, Господи, что я говорю!
И она вдруг заплакала от жалости к самой себе. Слезы ручьями потекли по щекам. «Всё, — думала она, скользя спиной по стене и опускаясь на корточки. — Я так и знала, что этим всё кончится…»
Сергей вытер с её лица слезы. Взял на руки, как ребёнка, и прижался губами к её щеке.
— Не плачь, дурочка, — прошептал он. — Все будет хорошо. Пока я с тобой, все будет хорошо.
Он принёс её на кухню, усадил на стол и, сев перед ней на табурет, стал целовать её колени.
— В конце концов, у нас ещё есть время, — сказал он, оторвавшись. — Ты успеешь накормить меня, а я пока объясню, что к чему.
Она соскочила со стола. Продолжая всхлипывать, разложила ужин по тарелкам, налила в огромную кружку молоко и поставила ее перед Сергеем. Ужинали в молчании. Вернее, ел только Сергей, Славянка даже не притронулась. Она неподвижно сидела, опустив руки, и с безучастным лицом смотрела на Сергея.
— Рассказывай, — попросила она, когда он отодвинул от себя тарелку.
Не спеша дожевав, он произнес:
— Нас вычислили. И в этом виноват я.
— Я не понимаю. В чём ты виноват?
— В том, что с самого начала вел себя, как олух, не мог предусмотреть элементарного. Нам надо было сразу же бежать из города на все четыре стороны, к чёрту на рога, лишь бы подальше отсюда. Не стоило нам здесь оставаться. А вот твой сосед по гостинице оказался не таким уж дураком. Его и зовут соответственно — Магистр.
— Это не имя, это учёная степень.
— Вот именно. Учёная.
Сергей хрустнул пальцами. Вообще-то у него не было такой привычки, и Славянка знала, что, если он вдруг это сделал, значит, озадачен не на шутку. Хотя повода для этого она не видела. Конечно, ужасно не хочется срываться с насиженного места и убегать неизвестно куда, но разве ей привыкать к этому? Сколько уж раз было такое, из каждого города ей в конце концов приходилось уносить ноги, а чем Сочи лучше других? К тому же непонятно, зачем бежать прямо сейчас, по крайней мере до утра подождать можно. Так она и сказала Сергею.
— До утра? — переспросил он. — Не знаю. Может, до утра ничего страшного и не случится, а… а может, и случится. И все-таки выслушай меня до конца.
Она села на табурет рядом с ним, положив руки на стол.
— Хочешь знать, для чего были предназначены эти деньги? Это была плата за оружие. Кому и для каких военных действий оно предназначалось — мне неизвестно, но в тот день, когда сделка должна была состояться, влез я со своим газовым пистолетом и всё сорвал. Что в этом деле не всё чисто, я знал и раньше, но подробности узнал только сегодня. За мою голову, оказывается, назначили бешеную цену, что-то около ста тысяч баксов… Кстати, тебе не нужны сто тысяч?
Не сказав ни слова, Славянка залепила ему по щеке и, вскочив, отбежала к окну. Заплакала, закрыв лицо руками. Потом почувствовала, что Сергей ее обнимает, нежно целует в шею.
— Извини, это была глупая шутка.
— Никогда больше так не шути, — сказала она. — Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
— Знаю, ты меня любишь.
Она повернулась и повисла на его шее. Они долго стояли обнявшись, а потом Сергей сказал:
— Я тебе ещё не все сказал. Все то, что ты уже знаешь, в общем-то, ерунда. Мне наплевать и на местную мафию, и на оружие, и тем более в кого оно будет стрелять. А цену за мою голову назначали уже столько раз, что годовой бюджет всего Сочи, пожалуй, будет меньше этой суммы. Но я всегда действовал один, и весь риск был только моим. А сегодня я узнал, что каким-то образом они пронюхали и про тебя. Теперь охота идёт и за тобой.
— Я не боюсь, — быстро проговорила Славянка.
— Речь не об этом. Ты можешь хорохориться, но главное в том, что я боюсь за тебя. И, если я не ошибаюсь, они уже вышли на наш след. Я не знаю, насколько они близко, но это такие люди, Славяна, которые долго не разговаривают. Нас просто-напросто убьют.
— Ерунда. Я знала многих, которые считали себя очень крутыми, но, когда дело начинало пахнуть жареным, они быстро скисали.
— Эти не скиснут, поверь мне. Когда речь идёт о деньгах, тем более о таких, они готовы на всё.
— Они не убьют нас, эта сумка с баксами наш главный козырь, — возразила Славянка, сама, впрочем, не очень веря в свои слова. Она пыталась найти хоть маленький лучик надежды.
Сергей только покачал головой.
— Может быть, это и козырь, — сказал он, — но только воспользоваться им нам вряд ли дадут. В общем, так: мы убираемся отсюда. Прошу тебя, не спорь. Я достал машину, бензина — полный бак. Мы отъедем подальше от города и сядем в первый же поезд на какой-нибудь маленькой станции — на здешних вокзалах можно запросто сгореть. Собирай вещи, каждая минута на счету.