Вера, Надежда, Виктория
Шрифт:
Ефим, поняв, что перед ним именно тот человек, что оставил Малыша подыхать в декабрьском лесу, побагровел, тяжело засопел и начал медленно придвигаться к мужику. Опытная Наташка вцепилась в мужа, впрочем несильно замедляя его все ускорявшееся движение.
Укушенный все понял сразу: интеллигентный профессор в таком состоянии был явно опаснее волкодава – и покинул место инцидента с поразившей свидетелей скоростью. Особенно с учетом того, что зубы Малыша, несомненно, достигли цели: за беглецом на снегу осталась неровная цепочка кровавых капель.
– Погуляли? – поинтересовался Ефим. Он и сам любил гулять с Малышом. Но не любил рано просыпаться.
– Погуляли, – вздохнула Наталья.
Для того чтобы ее зверь нагулялся, ему в таком темпе нужно было бы ходить весь день.
Ну, ничего. В выходные поносится на даче.
Наташка налила супругу чаю, поджарила тосты.
– Слушай, нам за дачные участки надо платить и за электричество, – осторожно начала жена. Осторожно, потому что тема неоплаченных долгов не улучшала настроения супруга.
Однако на этот раз Береславский ответил бодро и сразу, как в добрые докризисные времена:
– Возьми в тумбочке.
– А что, мы разбогатели? – обрадовалась Наталья. Обрадовалась не столько из-за денег, сколько из-за Ефима.
– Есть немного, – согласился он.
В тумбочке и в самом деле лежали внеплановые сто пятьдесят тысяч рублей, полученные им от матери его студентки Виктории. Маму звали Надежда Владимировна, и он вызвался помочь ей в ее действительно непростом положении.
«Полторашка» была авансом. Причем крайне незначительным авансом с учетом условий предстоящей игры.
– А что, «Беор» начал раскручиваться? – отчего-то заволновалась жена.
– Ну, в общем да, – уклончиво ответил профессор.
– Слушай, ты ни во что опять не ввязался? – Наталья подошла к Ефиму Аркадьевичу вплотную, крепко взяла его за толстые плечи и посмотрела прямо в карие очи любимого.
– Разве я тебе когда-нибудь врал? – максимально искренне спросил профессор.
Оба понимали, что когда-нибудь наверняка врал. Но поскольку пойман не был, тема была временно закрыта.
На работу Наталья ушла со смешанным чувством. Она тоже, конечно, устала жить без денег, особенно после десяти лет полного достатка. Однако от души радоваться содержимому тумбочки не могла: уж слишком свежи были воспоминания об аналогичных финансовых удачах, которые порой заканчивались стрельбой.
Нет, ее любимый был не способен на грабеж или подлость, уж это Наталья знала доподлинно. Но таким людям тем более не следовало лезть в мир больших – и, главное, быстрых – денег. В этом мире не способным на подлость частенько приходится туго…
Ефим же Аркадьевич вовсе не был настроен столь мрачно.
Он тоже взял из потощавшей пачки часть тысячерублевок и быстро набросал план сегодняшних встреч.
Первой значилась встреча со старым другом – главврачом огромной московской больницы. Хоть она и именовалась московской, но размещалась на подмосковной земле, рядом с большим шоссе, лесом и рекой.
Береславский домчался до больницы удивительно быстро, сочтя это хорошим знаком. То, что ему нравилось, Ефим Аркадьевич всегда предпочитал считать хорошим знаком. А то, что не нравилось, – старался по мере возможности не замечать.
Они уселись в комнате отдыха при кабинете главврача, который больше напоминал зал заседаний.
Доктор был большой, мягкий и теплый. И на вид, и на ощупь – Береславский радостно обнял его при встрече. И по душевному состоянию тоже.
– Ну, как дела? – спросил Ефим.
– Живем, – грустно улыбнулся тот, внимательно посматривая на друга.
Они встречались не так часто, как хотели бы. А потому доктор немного взволновался: друзья подошли к тому возрасту, когда каждый такой визит мог быть обусловлен не только дружбой или делом, но и серьезным недомоганием.
– У меня все в порядке, – успокоил его профессор. – Хотел посоветоваться по работе.
Главврач внимательно выслушал краткий, но четко структурированный доклад Ефима.
– Хочешь мое мнение? – после краткого раздумья спросил он.
– За тем и приехал, – улыбнулся профессор.
– Не ввязывайся, – сказал главврач. – Шансы на удачу нулевые. А за такие бабки и убить могут. Причем легко.
– Но тебе же удается? – не хотел сдаваться Береславский.
– Что мне удается? – грустно улыбнулся главврач. – Главная удача, что больница еще живая! И что мне при этом голову не свернули.
– Ну, тебе непросто свернуть, – польстил другу Ефим Аркадьевич.
Он кое-что знал о тяжелых ристалищах, в которых решалась судьба главврача. Даже по возможности делал посильные вклады в эту борьбу.
Этот рано поседевший доктор сделал для возглавляемого им учреждения многое, очень многое.
Когда все вокруг разваливалось, он строил. Корпуса росли один за другим, набитые самой современной аппаратурой. Больных лечили не только хорошим психологическим климатом (за нелюбовь к пациентам здесь увольняли), но, главное, умело и качественно, используя последние научные достижения.
И тем не менее, несмотря на все успехи, введенные в строй два корпуса и восемнадцать операционных, главврач держался на плаву вовсе не поэтому. А потому, что обзавелся многочисленными связями с сильными мира сего. Их ведь тоже не обходят болезни. Ни их, ни их родственников. А значит, под боком должно быть место, где лечат действительно хорошо.
Если б не это обстоятельство, главврач бы здесь уже не работал.
Кто только не трудился над этим «вопросом»!
И местные «братки», искренне не понимавшие, как это можно не «пилить» такую землю – целые гектары! – рядом с шоссе, рекой и лесом. И большое медицинское руководство, не желавшее забывать, как главврач лишил их миллионов долларов «отката», не позволяя снабжать новые корпуса устаревшим хламом.