Вера… Ника… Вероника

Мальцева Ирина

– Не надо, – ответила внучка. – Я вот этот допью, – она протянула руку к чашке Вероники. – Не люблю горячий.

Девочка без стеснения взяла чашку матери, положила туда сгущенки, пошарила в вазочке, отыскивая шоколадную конфету.

– А что, «Чародейки» больше нет?

– Ты у себя спрашиваешь? – ущипнул её Андрей Викторович. – Шоколадные только ты ешь.

Юлька укоризненно посмотрела на деда, развернула карамельку.

– Могли бы побеспокоиться о единственной внучке.

– Ты гляди, мать, как она разговаривает! «Единственная», – передразнил

дед. – Сладкое вредно, особенно для таких плюшек, как ты.

Юлька действительно была из тех, кого называют пухленькими. Девочка страдала от этого, постоянно придумывала для себя немыслимые диеты, по утрам занималась бегом. Но надолго её не хватало. Через месяц-другой она забывала о своем желании похудеть, ела все подряд, не отказывала себе в сладком. Сейчас был как раз такой период.

– Эх, Юлька, – не унимался дед, – так и будешь чистить конюшни, вместо того, чтобы скакать на лошади.

– Это почему же?

– Ни одна лошадь тебя не выдержит! – дед захохотал.

Юлька покраснела, сузила глаза.

– А спорим, следующим летом я выступлю на соревнованиях?

– Ты?

– Я!

– Ну, если только тебе першерона дадут, – Андрей Викторович изобразил, как Юлька будет скакать на тяжеловозе.

– Вот тебе! – Юлька звонко шлепнула дела по плечу. – Спорим?

– Давай!

Они взялись за руки.

– Бабуля, разбей! Стой! А на что спорим?

– На что хочешь! – загорелся дед.

– Тогда…тогда, – Юлька закатила глаза к потолку, – кто выигрывает все следующее лето спит на веранде. Идет?

Широкая деревянная кровать на веранде – предмет давнего спора деда и внучки. Андрей Викторович любил спать на веранде, потому что там летом было самое прохладное место, Юльку веранда привлекала возможностью возвращаться домой когда угодно, никого не беспокоя. Узкая дверца с веранды выходила в сад, а так как девочка, как вся молодежь с Еремейки любила прогулки далеко заполночь, а родители этого не одобряли, то веранда была спасением. Многие Юлькины подружки давно приспособились приходить домой вовремя. Они делали вид, что ложатся спать, а сами незаметно выскальзывали из дому через веранду и возвращались, когда вздумается.

– Идет! – согласился дед. – Разбивай!

Альбина Петровна ударила ребром ладони по сомкнутым рукам деда и внучки, а сама подумала, что нужно к следующему лету заколотить намертво дверцу на веранде. Во-первых, Юлька не соблазнится излишней свободой, а во-вторых, меньше риску, что вор проникнет в дом через сад.

– А не пора ли нам спать? – Альбина Петровна начала собирать со стола чайную посуду. Юлька, видя такое дело, шустро цапнула еще одну карамельку из вазочки. Бабашка шутливо шлепнула её по руке.

– Ну, баб, жалко тебе, что ли?

– Не конфет жалко, а тебя, – начала как обычно Альбина Петровна. – От сладкого зубы портятся и лишние килограммы появляются.

– Все против меня, – тяжело вздохнула Юлька и побрела из кухни.

– Юлька, я с тобой, – Вероника Андреевна поднялась со своего места. – Ешь, моя дорогая, что хочешь. Конь не выдержит, так права получишь

и на машину сядешь.

Юлька в дверях остановилась, широко улыбнулась.

– Не-а, я лошадей ни на какую машину не променяю. Если бы ты хоть раз со мной пошла, ты бы по-другому заговорила, – девочка мечтательно прикрыла глаза. – Летишь на коне, волосы сзади развеваются, дух захватывает. – Посмотрела на мать. – А в машине духота, бензином пахнет, на дороге всякий козел норовит подрезать…

– Юля, – всплеснула руками бабушка, – что за выражения?

– Это, бабуля, не выражение, а правда жизни! – засмеялась внучка.

– А ремень – это тоже правда жизни?

– Фи, бабуля! А где твой педагогический талант?

Альбина Петровна бросила в Юльку полотенцем. Та на лету подхватила и отправила обратно.

– Юлька, перестань, – застрожилась Вероника. – Разве можно так…

– Но я же шучу, – оправдалась дочка.

– Лучше бы бабушке помогла, чем устраивать здесь волейбол.

– Она первая начала…

– Всё! Тогда спать.

Вероника решительно взяла дочь под локоток и потащила в комнату. Утро вечера мудренее.

Но как бы она себя ни успокаивала, от слез удержаться не смогла. Юлька давно уже сопела, раскинувшись рядом, а Вероника продолжала мучиться извечными вопросами «Что делать?» и «Кто виноват?».

Одно она знала наверняка: процесс, начавшийся внутри неё, нельзя остановить. Жить в полудреме она больше не станет, как не станет больше подчиняться обстоятельствам. Никому не доверит решать за себя, как ей жить и что делать. И кто знает, может вслед за разумом проснется душа, и ей представится возможность бегать на свидания, сгорать в чьих-то объятиях, таять от нежных слов, страдать, ревновать, ссориться и мириться.

Вот только как Юлька воспримет изменения в их жизни?

Вероника повернулась направо, посмотрела на спящую дочку. Одна ладонь под щекой, другая скомкала угол покрывала. Значит, скоро закроет лицо. У Юльки с детства была привычка ближе к рассвету закрывать лицо одеялом. А еще многие привычки связаны у неё с отцом. Например, ежедневно делиться впечатлениями об увиденном и услышанном за день. Дочка обожала, когда Костя расчесывал ей волосы перед сном, подкидывал вверх и в стороны рыжие прядки, сворачивал их в немыслимые узоры, дул на макушку. Последний год именно Юлька выбирала для отца одеколоны, лосьоны, гели для бритья и частенько прилипала к нему, втягивала аромат, блаженно щурилась и целовала его в прохладную, чисто выбритую щеку.

– Папик, от тебя так хорошо пахнет, – обычно говорила Юлька.

– Твоими стараниями, – отвечал ей Костя. – У кого еще такая заботливая дочь. Вот подожди, – говорил он, затягивая галстук, – еще год-два, выйдешь замуж, и забудешь своего папика. Будешь заботиться о каком-нибудь прохиндее.

– Почему обязательно прохиндее? – недовольно дула губы Юлька.

– Потому что доверчивая ты очень, тебя любой окрутит и вокруг пальца обведет.

– Ну уж нет, – не сдавалась дочь. – Это я на вид такая наивная, а на самом деле…