Вербомант

Яркая вспышка. И крик сестры:

— Получилось?!

Странные ледяные шары плазмы сжигают внутренности, следом приходит обжигающий холод стазиса и сменяет собой предыдущую боль. Все хорошенько приправлено душевными муками и отчаянием, осталось взболтать до готовности. Вскоре остается только тревожная душа, боль от остальных ран просто не удалось оценить, поскольку не осталось и нерва, чтобы чувствовать хоть что-то.

Именно такой странный коктейль чувств накрыл меня с новой силой, когда после бури эмоций и ослепительного пурпурного света я пытался осмотреться.

— Крепкий мальчуган, — уставшим голосом произнесла женщина в черной униформе, поверх которой надет заляпанный белый передник. Из-под прилипшего к вспотевшему лбу видавшего виды чепчика выскользнула непослушная зеленая прядь.

— Слава Императору, все обошлось! — послышался вздох облегчения, а затем меня развернули, и я увидел говорившую. Слегка полноватая блондинка лет тридцати с волнением и теплотой смотрела на меня, а я даже орать перестал.

— Угу, — отозвалась первая женщина, после чего я краем глаз заметил тусклое свечение, но держать голову было сложно, не говоря уже о том, чтобы вертеть ей как следует.

Хм. А не должен ли мир выглядеть перевернутым? И вообще, мог ли я сейчас видеть?

Странная мысль, но она будто вернула все воспоминания, и я заорал снова.

Сестра в том, другом мире, будто бы готовила меня к этому.

Да, уже не было сомнений, что я каким-то чудом оказался в теле новорожденного, но это не столь странно, как рассуждения о том, сможет ли разум новорожденного сразу смотреть на мир как обычно, если допустить перерождение, или же это завязано на перестройке мозга… Честно говоря, я часто слушал Ленку на автомате. Ближе меня у нее никого не было, да и она ни с кем не общалась, поэтому мне отведена роль благодарного слушателя. Что-то даже запоминалось, и сейчас я судорожно пытался уложить все в юный и наверняка крошечный мозг.

Наши родители погибли слишком рано. Хотя можно ли погибнуть вовремя? Отец «прославился» на весь мир случаем с генным модифицированием эмбрионов, и все желтые газетенки напополам с официальными СМИ окрестили его монстром, играющим в богов. Я бы даже не удивился, что его в итоге захотели устранить какие-нибудь фанатики, боящиеся последствий, либо же он перебежал дорогу тем, кто втихаря занимался похожими опытами.

Впрочем, что касалось меня, то ни спайдермена, ни хотя бы летучемышного мужика в трико из меня не получилось. А вот сестра… Другая история.

Ленка всегда была умнее сверстников. С собой я и не сравнивал, уж туповат, ничего не попишешь, но когда заучки додумывались в вузе устраивать с Ленкой «серьезные» разговоры, тут уж я вмешивался. А потом вмешивались парни заучек. С переменным успехом…

Когда я начал всерьез тренироваться и заниматься, то постепенно отыгрался за свои фингалы и трещины в ребрах, а затем и вовсе отправлял особо наглых носить модную одежду из гипса, и от нас в итоге отвалили.

И когда я говорю про «умнее», это не из-за того, что Ленка кроссворды разгадывала без подсказок, нет. Она открыла Вербы. Что же это? Сложно объяснить в двух словах, но это… То, что обогнало любую технологию Земли в тысячи, миллионы раз. То, что могло исполнить любое желание.

Но Ленка не спешила делиться ни с кем, кроме меня. То ли считала остальных недостойными, то ли просто разочаровалась в людях, я же не мешал ей и защищал, как мог. Она создавала деньги чуть ли не из воздуха, регистрируя патенты на все подряд, в свои двадцать с небольшим уже основала целую корпорацию, где вешала на уши инвесторам первоклассную лапшу и демонстрировала чудеса, на которые способна лишь она.

Мы даже переехали в Китай, в место, куда стекались все производство и технологии. Шанхайская башня стала кульминацией, где Ленка решила поставить точку. Мне она лишь объяснила, что хочет для нас лучшей судьбы, но у остальных явно были другие взгляды на этот счет. Люди боялись неизведанного, и когда над высоченным небоскребом появился необъяснимый вихрь энергии, нагрянувшие по нашу душу ребята с плазменными винтовками ничем для меня не отличались от крестьян с факелами.

Даже если их послали обиженные инвесторы, я на своем примере показал, что не только Ленка могла творить чудеса. С кулаками на вояку с винтовкой? Дурость, но я положил не меньше пары десятков наемников, когда меня все-таки достали. По праву старшего брата я до конца защищал сестру, пусть и был старше ее всего-то на полминуты. Сквозь пелену боли я вроде бы слышал ее торжествующее «Получилось!», но затем меня накрыло болью от ран и онемение от стазисного стабилизатора. Защитил ли я ее? Кто знает, но если она была в чем-то уверена, то так оно и было на самом деле.

Окружающие говорили на русском, это я уже успел осознать, хоть и понимать их было сложно. В моем мире глобализации и смешения культур все уже давно говорили на унилингва, искусственном языке, созданном нейросетевыми чат-ботами. Естественно, никуда не делись и родные языки, но звучало все-таки крайне непривычно! Не было привычных родной речи слов вроде «краш», «флексить», «хайп», «кринж», «фраззлетик» и многих других, отчего разговор местных казался каким-то… Книжным? Старинным? Я такое слышал только в старых фильмах, поэтому сейчас старательно вспоминал значения некоторых слов.

Окружение выглядело старомодным и небогатым. Причем суть именно в заметной изношенности, а не в моем внезапно проснувшемся снобском чувстве стиля. Деревянная мебель, лак с которой частично отвалился, в серванте можно было увидеть покрытые пылью хрустальные стаканы и даже диковинного вида рог, на столе весьма уютно смотрелась скатерть с аляповато нарисованными фруктами и следами от давних пятен. Пол покрыт краской, но давно протерся во многих местах, лишь выцветший ковер с жутковатым узором защищал краску по центру комнаты. Из необычного в обстановке разве что странноватые на вид бра, напоминающие стеклянные пузыри в узоре из ветвей.

Меня же уложили в явно не новую кровать со стенками и частой решеткой, прям своего рода тюрьма. Как-то неуютно быть ребенком, знаете ли!

Отцом моим оказался высокий, крепкий на вид усатый мужик с накачанными руками, вот только прихрамывал сильно, отчего грозный образ несколько смазывался. Неплохо было бы заполучить такую комплекцию в зрелом возрасте! Отцовской любовью от усача не веяло, он поглядывал на меня оценивающе, будто пытался понять, чего ждать от отпрыска. Все те пару раз, что он попался на глаза в первый день, он был облачен в кузнечный фартук. На руки брать и вовсе не пытался, боялся силу не сдержать?