Вербы пробуждаются зимой(Роман)

Бораненков Николай Егорович

— А кто ее не отдал, — не отрывая глаз от потолка, парировал Дворнягин.

— У меня больная жена, дети.

— А у кого их нет?

— У меня нет квартиры.

— А у кого она есть?

— Была бы специальность…

— Приобретете.

— Да когда же теперь? Здоровье подорвано, потеряны годы…

— А кто их не потерял?

— Но я же многого не прошу. Дайте дослужить. Три месяца всего. Уволите — без пенсии останусь.

— А кто из вас не просит. Все просят!

Офицер встал, горестно покачал головой.

— Чурбан

вы! Бесчувственная колода! — И, хлопнув дверью, вышел.

Дворнягин закрыл дверь на ключ, вернулся к столу, подчеркнуто тяжело вздохнул:

— Вот видите, с кем приходится иметь дело. Так и норовят в карман государства залезть.

— А я бы дал дослужить, — сказал напрямую Сергей.

Дворнягин скривил в усмешке пересохшие губы.

— Смотри-ка! Какой добряк нашелся. Я инструкцию выполняю. — Он взял из сейфа личное дело, сел за стол, полистал его, нашел нужную страницу и обратился к Сергею:

— У меня к вам вопросик. Садитесь…

— Слушаю.

— Я вот тут в соответствии с циркуляром просматривал личные дела. Ваше тоже проверил и, к сожалению, обнаружил весьма неприятную для вас историю.

— Какую? — спокойно, не чувствуя за собой никакой вины, спросил Сергей.

— Не сходятся у вас, мил человек, концы с концами, — глянул подозревающими глазами Дворнягин. — Где вы были в трудные дни сорок второго года? В частности, когда немцы рвались к Волге?

— Сидел на печи и считал кирпичи, — ответил Сергей.

Дворнягин нахмурился.

— Шуточки в сторону, товарищ Ярцев. Дело тут серьезное. Горелым пахнет. У вас нет подтверждающих документов на целых полгода. Где вы были с июня по ноябрь сорок второго?

— В госпитале.

— А чем вы это докажете?

— Двумя шрамами на спине и дыркой в голени.

— Шрамы к делу не приложишь. Справочки. Документики нужны.

Сергей хлопнул ладонью по колену.

— Вот, черт возьми! А я-то дурень. Воевал и про справки не думал. Какая жалость. Оказывается, надо было на все случаи жизни справки припасать.

Дворнягин встал, сердито захлопнул дело.

— Комиксы брось. Ты не Суворов и я тебе не дурашливый царь. Всерьез предупреждаю. Не подтвердишь документально — плохо будет.

Сергей встал тоже.

— Мои документы — раны.

— Рана у барана… Еще неизвестно, где вы ее получили. Может, ящик упал на горб.

Сергей сгреб стул.

— Ах, ты!..

Дворнягин отшатнулся. Лицо его помертвело. Еще бы секунда и… Ярцев, стиснув зубы, сдержал себя. Рука его опустила стул.

— Полегче. Не угрожай, — посмелев, проговорил Дворнягин. — Времена Чапаева прошли.

— Времена прошли, но дух остался. Найдутся и на вас Чапаевы. Запомни!

Сергей круто повернулся и вышел. В душе у него все клокотало. Ему захотелось поговорить с товарищами по работе, излить им обиду, но Бородин и Серегин еще обедали, и он, терзаемый мыслями,

догадками, устало сел на диван. Зазвонил телефон. Сергей поднял трубку.

— Да. Ярцев слушает вас.

— Это Зобов, — раздался поддельно добрый голос. — Старик, зайди.

Зобов встретил у порога, любезно подал руку, сокрушенно закачал головой.

— Как же так случилось, старик? Такой ты ляп допустил?

— Какой, Афанасий Михайлович? — спросил Сергей и подумал: «Не заслал ли куда по ошибке бумагу? В последние дни они пачками шли».

Зобов с досадой всплеснул руками.

— Ну, подвел ты меня. Ох, подвел! А я-то надеялся. Думал, все в порядке у тебя…

— У меня да. А у него, — Сергей кивнул на четвертый этаж, — еще разобраться надо.

— Какой же к шутам порядок? Шесть месяцев, старик, ты где-то пропадал.

— В госпитале был, Афанасий Михайлович. В гос-пи-тале.

— А может… — недвусмысленно намекнул Зобов.

Сергей насупил брови.

— Товарищ полковник, я ношу в кармане партийный билет.

— Были случаи, старик, когда и с партийными…

Сергей отвернулся.

— Тогда мне не о чем говорить.

Зобов понял, что взял круто, немного помягчел.

— Не горячись, старик. Я вполне тебе сочувствую. Но пойми и мое положение. Могу ли я держать у себя человека, если у него не все гладко в личном деле? Не могу. При всем желании не могу! Так что не обижайся, а выкручивайся, старик, бумаги ищи.

Прислонясь спиной к дверному косяку, Сергей рассеянно слушал Зобова, в словах которого легко угадывалось злорадство, смешанное с наигранным сочувствием, и думал: «Человека укусила змея. Ее убивают, а яд ее высасывают. Но что делать с теми, кто вот так больно жалит исподтишка за сердце? И как удалять тот яд, которым его отравляют?»

13

К справке об отсутствии у Сергея доказательств о ранении и лечении в госпитале был подшит рапорт Зобова «О слабой войсковой подготовке подполковника Ярцева», и вскоре ему зачитали приказ об отчислении из управления и откомандировании в Туркестан.

Сергей не знал, какую новую должность уготовил ему кадровик, и встретил приказ мужественно, без особой обиды. «Шут с ней, с этой работой. Я и не просился сюда, — подумал он. — Моя стихия — люди, походная жизнь частей. Жалко только расставаться с Асей. А может, увезти ее с собой, поговорить с ней об этом? Ну, конечно, чего бояться? Сегодня же и поговорю».

…Вечером после работы Сергей подождал Асю в сквере у памятника Гоголю, и они пошли переулком к Арбатской. Раньше при встрече глаза девушки светились радостью, щеки ее горели. Шагая рядом, она без умолку рассказывала дневные новости, дразнила несуществующими знакомствами с новыми кавалерами. Теперь же Ася была почему-то молчалива, встретила с холодным безразличием и, пока шли до улицы, не проронила ни слова.