Вербы пробуждаются зимой(Роман)
Шрифт:
Вошел секретарь партбюро батальона.
— А я вас ищу по всему батальону.
— Что-нибудь случилось?
— Задание на сегодня хотел получить.
Сергей посмотрел на молодого секретаря парторганизации, подумал: «Нет, брат, никаких инструкций и заданий ты от меня сегодня не получишь. Поднатаскал я тебя, подучил, и хватит. Сам теперь себе задания давай. А не то в птенца превратиться можно, станешь ждать, когда готовое положат в рот». А вслух сказал:
— Сегодня, Анатолий Павлыч, совещаться не будем. Работайте по
Ушел секретарь партбюро, а следом за ним и Сергей. Зашел в умывальник, расспросил у старшины, нет ли больных, хватает ли туалетного мыла. А оттуда прямо в столовую зашагал. Подсел к солдатам, кивнул:
— Как харч, орлы?
— Как у доброй тещи.
— А все же?
— Ничего. Хватает. Но готовить лучше можно.
И появилась в блокноте Сергея новая запись: «Побеседовать с поварами. Рассказать, какие были на фронте расторопные повара. Как готовили даже из скудного запаса вкусный харч».
По дороге в роту, где служит рядовой Вичаус, зашел в гараж. У раскрытого капота грузовика стоял молодой паренек в промасленной куртке и озадаченно чесал лоб. На лице его застыли досада и растерянность.
— Что? Не ладится? — спросил, подходя к машине, Сергей.
— Не заводится никак. Целый час уже бьюсь.
— А ну-ка посмотрим. — И Сергей, подстелив на радиатор кожух, подступил к мотору.
Минут через пять он захлопнул капот, вытер паклей руки и весело подмигнул:
— Заводи!
Загрохотал грузовик. Заулыбался водитель. Сергей опять к кабине подошел.
— В кружке заниматься желаете?
— А кружка-то нет.
— Будет. После рейса заходите в комсомольское бюро. Договорились?
— Есть, товарищ подполковник! Обязательно приду.
А вот и рядовой Вичаус. Как и чувствовалось, он снова навеселе, не в меру улыбчив, глаза неестественно блестят. Вошли в канцелярию роты. Сергей круто обернулся к солдату и сразу, как задумал, резко спросил:
— Анашу курили?
— Да. Нет… Не курил, — замялся солдат.
— Вывернуть карманы! Все на стол.
Солдат растерянно посмотрел на подполковника. Сколько раз разговаривал он с ним, и все тихо, спокойно, уговаривал, просил… А тут вдруг — выворачивай! Глаза суровы и требовательны. От них уже никуда не скрыться. Никуда.
Вичаус кладет на стол пакетик с дурманным куревом, молча опускает глаза.
— Вот. Это все. Остальное скурил.
Сергей берет пакетик, облегченно вытирает вспотевший лоб. Нитка найдена. Теперь размотать бы клубок.
— Где взяли дурман?
— Дружок прислал… Чтоб горе затуманить…
— Горе? А ну-ка садитесь. И говорите все. Все, как есть.
— Нет, не скажу, — вздохнул Вичаус.
Ярцев ждал этого отказа и решил, что настал момент выложить все, что он узнал о солдате, что предполагал. И пусть у него нет еще веских доказательств, пусть факты и расплывчаты, но где-то они зацепятся за душу Вичауса, в какой-то момент дрогнет его нервная бровь.
— Можешь
Бровь солдата дрогнула, на лбу в переносице с болью сжались складки. «Значит, что-то неладно с женой».
— Почему вы стали редко писать жене?
— Она на рыбном промысле. Куда ей писать?
— Неправда, Вичаус. Вижу по глазам. Поссорились. Из-за чего?
— Да пошла она… свистушка, — вспылил солдат. — Как провожала, клялась: «Ни на кого не гляну». А не успел уехать — снюхалась…
— Откуда известно?
— Дружок написал.
— А вы ему верите больше, чем жене?
— Верю.
— Вот точно так и я когда-то слепо поверил своему дружку. А потом разобрался — брешет лысый барбос. Девчонка моя и в глаза того «ухажера» не видала. Да что говорить! Некоторые мужчины хуже базарных баб… Верить надо в чистую любовь. Верить!
Ушел солдат. Но чувствует Сергей, что одного разговора мало. Помочь надо парню в размолвке разобраться. Чем-то помочь.
Через час рота ушла на стрельбище. Вместе с ней отправился и Ярцев. Там он успел поговорить и с парторгом и с коммунистами, помог редакторам выпустить «боевые листки», заставил мастеров огня поделиться опытом, шагал от стрелка к стрелку, показывая, как надо целиться, стрелять. А после и сам вышел на огневой рубеж.
Глаз у него далеко не тот, что десять лет назад, когда был на фронте. От ветра слезится, не так уже различает яблочко в мишени. По и при этом Сергей знает, что ему, политработнику, никак нельзя промахнуться, что за ним смотрят десятки глаз.
На какую-то минуту он вспомнил бой под Вязьмой. Летит сквозь кромешный огонь и дым танк. Послушен он в умелых руках механика-водителя. Разворот — и рушится окоп. Рывок — и пулемет с прислугой в блин. И вдруг удар. Пламя Вспыхнула машина. Десант, вместе с которым был Сергей, посыпался с брони. Ложись! Сейчас громыхнет взрыв. Нет! Назад, Сергей! В танке же механик-водитель. Скорее! Скорее за ним! И вот уже два человека, охваченные огнем, выбросились из машины. С одежды сбито пламя, а теперь в укрытие, дружок! Пули свищут над головой, косят все живое. А он, Сергей Ярцев, все тащит и тащит товарища к своим…
Вытер кулаком глаза Сергей, губы стиснул, весь слился с оружием, мишенью и выстрелил. Раз, второй, третий… Затем встал, стряхнул пыль с гимнастерки, вперед к мишени пошел. А ее уже обступили солдаты, через плечи, шапки глядят. И отлегло от сердца. Понял: не подвела фронтовая закалка. Метко попал.
На огневом рубеже разыскал Вичауса.
— Идемте со мной.
— Куда, товарищ подполковник?
— На телеграф. Будете говорить с женой.
— С женой? — удивился Вичаус.
— Да! Я заказал разговор.