Вербы пробуждаются зимой(Роман)
Шрифт:
— Раз, два, взяли! Еще взяли! Сам поедет. Сам пойдет!
Плахин стал между стеллажами, грудью заслонил борт кузова.
— Не поедет и не пойдет, — сказал он грозно и решительно.
Грузчики остановились. Лысый человек вышел вперед, ударил ладонь о ладонь:
— Вы кто такой?
— Я комбайнер. Хозяин пчел. А вы-то кто? Как смели?
Лысый достал из кармана потрепанную книжечку с золотым тиснением, поднял в ладони ее.
— Агент райфо. Или, как говорится, государственное лицо.
— Вы не агент,
— Понятые? Понятые! — закричал агент, оглядываясь по сторонам и ища кого-то. — Будьте свидетели! Нас оскорбляют. Позор!
Он подбежал к улью и, нажимая плечом, закричал на безучастно стоявших рабочих:
— Чего торчите? Грузить! Немедля грузить!
Плахин с силой сунул улей назад. Агент райфо упал навзничь. Краем улья ему прижало ногу, и он заохал.
Лена подбежала к Плахину, схватила его за рукав, потянула назад.
— Ванечка! Ваня. Не надо. Уйди. Умоляю тебя.
Агент выбрался из-под улья и пустился в пролом забора, теперь уже храбрясь и грозя:
— Вы это попомните! Ответите. Узнаете, как на государственных лиц нападать.
— Валяй, валяй! Не оглядывайся, — пригрозил Плахин кулаком. — «Государственное лицо». Тошно государству от вас.
Грузчики тут же уехали. Подошел дед Архип. Он был подавлен и огорчен случившимся. Помогая поставить улей на место, охал, взмахивал руками.
— Вот горе-то какое. Вот беда…
— Какое горе, Архип Архипыч? О чем вы? — спросил Плахин.
— Скандал-то вышел. Засудят!
— Я его не трогал. Не за что судить.
— Так-то оно так. Только бывает, и правду в кривду обращают, сынок. Пес с ней, с пасекой. Отдал бы от греха.
— Ни за что.
— Да уж вижу. Нашла коса на камень. Ах ты, какая беда!
Кряхтя, качая головой, дед Архип тихо побрел домой. Он еще пуще сгорбился и как-то сразу намного постарел, стал странно маленьким, худым. Ветер свободно трепал холщовую рубашку на его спине, латаные брючишки.
С мальчонкой на руках подошла Лена. Глаза ее были заплаканы.
— Что же будет, Ваня? — спросила она тихо и жалостливо.
Плахин взял сына, потрепал его за светлые, как у матери, волосы, посадил на плечо.
— Пасека будет, Ленок. Большая пасека. Правда, сынок?
— Лав-да, — с трудом выговорил мальчишка.
— Ты все смеешься, — упрекнула Лена. — А как осудят? Что я буду делать одна?
— Дед Архип говорил: «Бог не выдаст, свинья не съест».
Лена молчала. Что ему говорить? Все в шутку обращает. А разве это шутка? Грозил-то как. «Я его загоню, где Макар коз не пас. Откуда назад не приходят». А вдруг да правда? Что будет тогда?
Плахин обнял жену.
— Не горюй. Выше голову.
— Но нельзя же так.
— Можно. А унывать нельзя. Никогда.
Лена внимательно посмотрела на мужа. Он совсем стаж другим. Совсем. От
Проводив мужа до мотоцикла, она взяла его, как когда-то на станции, за руки, глянула успокоенно и счастливо.
— С чего ты такой? Скажи?
— Какой?
— Ну, неунывающий.
Плахин вздохнул.
— Был у меня дружок на фронте. Степаном звали. Уж не знаю, где он теперь. Но по смерть не забыть. Четыре года с ним протопал. Где мы только, в каких заварухах не побывали, Но никогда, ни разу я не видел его унылым. Даже под пулями, у смерти на глазах и то он смеялся.
— Значит, ты от него таким стал?
— Да, Лена. Ему спасибо. И тебе большущее.
Он поцеловал жену, сынишку, пообещав покатать его, когда уберет пшеницу, сел на мотоцикл и умчался в поле.
В тот час, когда агент районного финансового отдела Дворнягин пытался забрать у Плахина пчел, к домику лесничихи Варвары подкатил на старом, дребезжащем велосипеде мальчишка-почтальон. У калитки палисадника его встретила сама хозяйка.
— Витенька, соколок, — залебезила она. — Умаялся? Экую даль отмахал… Иди отдохни чуток. Медом тебя угощу. Ступай, желанный.
Варвара сняла с плеч доверчивого Витьки набитую газетами, журналами сумку и повела его к столу, где уже стояло блюдце с ароматным медом и лежала краюха ржаного, пахнущего тмином хлеба.
Витька снял кепку и, как у себя дома, навалился на еду. Он уже привык к угощениям. В доме Варвары каждый раз его ждало что-либо вкусное. То пирог с калиной, то рулет из каши, то шмат ветчины, а то вот и блюдце с янтарным медом. А пока он лакомился Варвариным угощением, за стенкой в его сумке вовсю орудовал брат Денисий. Он ловко вскрывал деревянным ножичком письма, бегло прочитывал их и, если там было что-то интересное, совал письмо в свой волшебный сундук «божьих вестей». Туда же складывались и газеты с особо важными статьями. Денисий придерживал тут их дня два-три, а за это время к нему на моление приходили старухи, и он им с «божьей» точностью предрекал события, горькие и радостные вести.
Однажды Витька заметил, что немой Денисий тайком вытащил из его сумки газеты и спрятал в сундук. Мальчишка пожаловался Варваре, но та успокоила:
— А ничего, сынок. Ничего страшного. Завтра раздашь. Все одно лутошинцы их не читают. Скуривают только.
Так и стал Витька-почтальон невольным поставщиком «небесных» новостей для «говорящего с богом» Денисия.
Из уст этого же Витьки узнал Денисий о происшествии в плахинском саду. И когда за советом к Варваре пришла Лена, он мимикой и жестами объяснил, что обо всем уже знает и нынче же обратится к богу за помощью. Ей же он велел молиться всевышнему и почаще заходить.