Верхний ярус
Шрифт:
— Нам нужно поделить между собой его вещи.
— Поделить? — спрашивает Кармен. — В смысле? Взять?
Амелия встревает:
— А мы не должны сказать маме?..
— Ты же сама ее видела. Она уже не здесь.
Кармен становится на дыбы:
— Ты можешь хоть на секунду перестать решать задачи? Зачем такая спешка?
— Я хочу, чтобы все было сделано. Ради мамы.
— Выбросив его вещи?
— Распределив. Каждую — правильному человеку.
— Прямо как решить большое квадратное уравнение.
— Кармен. Нам нужно об этом позаботиться.
— Почему?
— А она что, сможет сама позаботиться о себе, в таком состоянии?
Амелия кладет им руки на плечи.
— А может, все это может пока подождать? У нас есть время просто побыть втроем.
— Мы сейчас все здесь, — отвечает Мими. — И такого может еще долго не случиться. Давайте все сделаем сразу.
Кармен сбрасывает руку сестры:
— Значит, на Рождество ты домой не приедешь?
Но голос у нее такой, что больше походит на подписанное признание. «Дом» ушел туда, куда отправился отец.
ШАРЛОТТА ЦЕПЛЯЕТСЯ за несколько вещей.
— Это его любимый свитер. Только не забирайте болотные сапоги. А это штаны, которые он всегда надевает в походы.
— С ней все хорошо, — говорит Кармен, когда они втроем остаются одни. — Она справляется. Только немного странная.
— Я могу приехать через пару недель, — предлагает Амелия. — Проверить, все ли с ней в порядке.
Кармен смотрит на Мими, уже готовая прийти в ярость:
— Даже не мечтай о том, чтобы отправить ее в дом престарелых.
— Я ни о чем не мечтаю. Я просто хочу обо всем позаботиться.
— Позаботиться? Тогда вот. Ты у нас страдаешь маниями. Изучай хоть до потери пульса. Одиннадцать блокнотов с отчетами по каждому кемпингу, где мы когда-либо останавливались. Все твои.
ТРИ ОПЕРНЫХ ГЕРОИНИ замерли над серебряным блюдом. На нем лежат три нефритовых кольца. На каждом выгравировано дерево, а каждое дерево разветвляется в одну из трех масок времени. Первое — лотосовое древо на границе прошлого, которую никто не может перейти. Второе — тонкая прямая сосна настоящего. Третье — Фу-сан, будущее, волшебная шелковица далеко на востоке, где спрятан эликсир жизни.
Амелия не сводит с них глаз:
— И кто какое должен получить?
— Есть только один правильный способ это сделать, — говорит Мими. — И с десяток неправильных.
Кармен вздыхает:
— И какой же?
— Заткнись. Закройте глаза. И по счету три возьмите одно.
По счету три их руки соприкасаются, и каждая сестра обретает свою судьбу. Когда они открывают глаза, блюдо пусто. У Амелии — вечное настоящее, у Кармен — обреченное прошлое. А Мими держит тонкий ствол грядущего. Она надевает его на палец. Кольцо большевато — подарок с родины, которую она никогда не увидит. Мими крутит бесконечную петлю наследия на пальце, как заклинание.
— А теперь Будды!
Сестры не понимают ее. С другой стороны, Амелия и Кармен не думали о свитке последние семнадцать лет.
— Луохань, — говорит Мими, ее произношение ужасно. — Архаты.
Она раскатывает свиток на столе, где отец обычно связывал мушки. Реликвия древнее и еще более странная, чем им помнилось. Словно тот, кто поработал над ее цветами и чернилами, пришел из места за пределами нашего мира.
— Мы можем выставить его на аукцион. Поделить деньги.
— Мими, — говорит Амелия, — разве он не оставил нам достаточно денег?
— Или Мими может забрать его себе. Хоть просветлится.
— Мы можем отдать его в музей. В память о Сысюнь Ма, — имя в устах Мими звучит безнадежно по-американски.
Амелия соглашается:
— Это было бы прекрасно.
— И нам списали бы налоги до конца жизни.
— Ну, это для тех, кто хорошо зарабатывает, — ухмыляется Кармен.
Амелия сворачивает свиток своими маленькими руками: — И как нам это сделать?
— Не знаю. Сначала надо дать ему квалифицированную оценку.
— Тогда ты этим и займешься, Мими, — говорит Кармен. — У тебя хорошо получается решать проблемы.
ПОЛИЦИЯ отдает им пистолет. Технически — они его владельцы как наследники. Но на разрешении их имен нет. Никто не знает, что с ним делать. Оружие лежит в буфете, огромное, гудящее сквозь деревянный ящик. Его надо уничтожить, словно кольцо, которое нужно бросить в кратер вулкана. Но как?
Мими собирается с силами и берет ящик. Прижимает его пружиной к багажнику своего школьного велосипеда, который родители годами хранили в подвале. Потом, крутя педали, отправляется в сторону Пенсильвании, к оружейному магазину в Глен Эллин, откуда пистолет родом. Ящик безбожно тяжелый, Мими хочет, чтобы он исчез. Мимо проезжают машины с явно раздраженными водителями. Район слишком богатый для взрослых на велосипедах. Ящик походит на крошечный гробик.
А затем появляется полицейская машина. Мими старается вести себя нормально, семья Ма вообще всегда притворялась нормальными. Патрульный автомобиль ползет за ней, мигалки не видны в полуденном свете. На четверть секунды раздается сирена икотой абсолютной власти. Мими, покачиваясь, останавливается и чуть не падает набок. Тюремное заключение за перевоз пистолета, на который нет лицензии. Пистолета, лишь недавно отмытого от человеческой ткани. Сердце у Мими бьется так сильно, что, кажется, она чувствует на языке кровь. Полицейский выходит из машины и идет к ней, а она съеживается, не вставая с велосипеда.
— Вы не подали сигнал.
Ее голова дрожит на своем стебле. Мими только и чувствует, как та подпрыгивает.
— Всегда используйте ручные сигналы. Это закон.
А ПОТОМ МИМИ УЖЕ В О'ХАРЕ, ждет рейса до Портленда. Снова и снова слышит, как из громкоговорителя доносится ее имя. Каждый раз она дергается, и каждый раз слоги перестраиваются в какое-то другое слово. Рейс задерживают. Задерживают снова. Мими сидит, вертит нефритовое дерево на пальце десятки тысяч раз. Ничто в мире не имеет значения, кроме этого кольца и бесценного древнего свитка в рюкзаке. Она хочет только покоя. Но придется жить здесь: в тени согбенной шелковицы. Непонятного стихотворения. Рыбачьей песни.