Верховная королева
Шрифт:
Ну что ж, подумала про себя Моргейна, по крайней мере, это объясняет и измятое, в травяных пятнах платье, и то, что в волосы ее и под покрывало набилась сенная труха. Еще не хватало предстать перед Гвенвифар и матерью женщиной из Священного Писания, взятой в прелюбодеянии. Юный Грифлет протянул ей руку, Моргейна тяжело оперлась на нее, – дескать, лодыжка у нее вывихнута, – и так дохромала до замка. Вот вам и оправдание сенной трухи: она повредила ногу, упала и больно ушиблась. Одна часть ее сознания радовалась сообразительности Ланселета, в то время как другая безутешно взывала
Артур, изрядно огорченный происшествием с лошадьми, ушел в конюшни вместе с Кэем. Гвенвифар тут же засуетилась над «пострадавшей», Игрейна послала за холодной водой и льняными тряпками для перевязки; Моргейна, ни словом не возражая, покорно уселась в тени рядом с Игрейной, а тем временем на поле выехали конные всадники, дабы явить зрителям свое искусство. Артур произнес небольшую речь о новом Каэрлеонском легионе, призванном возродить славу Рима и спасти страну от недругов. Экторий, его приемный отец, так и сиял. Дюжина всадников продемонстрировали новообретенные умения: они останавливали коней на полном скаку, осаживали их, разворачивались кругом, срывались с места одновременно.
– После этого, – торжественно возгласил Артур, – никто больше не дерзнет утверждать, что кони годятся лишь в качестве тягловой силы! – Он улыбнулся Гвенвифар. – Как тебе мои рыцари, госпожа моя? Я назвал их так по образцу римских equites – так именовались знатные воины, представители сословия всадников, имеющие собственных коней и располагающие достаточными средствами, чтобы снарядить коня в поход.
– А Кэй – просто вылитый кентавр, – похвалила Игрейна, обращаясь к Экторию, и старик заулыбался от удовольствия. – Артур, хорошо ты поступил, подарив Кэю одного из лучших своих скакунов!
– Кэй – слишком хороший воин и слишком верный друг, чтобы чахнуть в четырех стенах, – решительно объявил Артур.
– Он ведь твой приемный брат, верно? – промолвила Гвенвифар.
– Да, так. В первой своей битве он был ранен и с тех пор боялся, что судьба ему отныне – безвылазно сидеть дома с женщинами, – объяснил Артур. – Ужасная участь для воина, что и говорить. А вот верхом он сражается не хуже любого другого.
– Смотрите-ка! – воскликнула Игрейна. – Легион разом сокрушил все мишени – в жизни не видела такой скачки!
– Сдается мне, против такого натиска ничто не устоит, – промолвил король Пелинор. – Жалость какая, что Утер Пендрагон не дожил до этого дня, мальчик мой… прошу меня простить, король мой и лорд…
– Друг моего отца вправе называть меня как сочтет нужным, дорогой мой Пелинор! – тепло отозвался Артур. – Однако ж заслуга здесь не моя, но друга моего и конюшего, Ланселета.
Сын Моргаузы Гахерис, живой, улыбчивый паренек лет четырнадцати, поклонился Артуру:
– Лорд мой, можно я пойду на конюшню и погляжу, как их будут расседлывать?
– Ступай, – разрешил Артур. – Когда же он встанет под наши знамена рядом с Гавейном и Агравейном, тетушка?
– Возможно, что уже в этом году, ежели братья обучат его воинским искусствам и приглядят за ним первое время, – отозвалась Моргауза – и тут же воскликнула:
– Нет! Ты, Гарет, никуда не пойдешь! –
Артур со смехом развел руками.
– Не тревожься, тетя, – мальчишек так и тянет в конюшни, точно блох к собакам! Мне рассказывали, как сам я прокатился на отцовском жеребце, когда мне еще и шести не исполнилось! Сам я ничего такого не помню; это случилось незадолго до того, как меня отправили на воспитание к Экторию, – проговорил он, и Моргейна вдруг похолодела, вспомнив прошлое: светловолосый мальчуган лежит неподвижно, точно мертвый, и в чаше с водой промелькнула чья-то тень… нет, все исчезло.
– Как твоя лодыжка, сестрица? – заботливо осведомилась Гвенвифар. – Вот, обопрись на меня…
– Гавейн за ним присмотрит, – небрежно заверил Артур. – Сдается мне, лучшего наставника для молодых рыцарей и конников и желать нельзя.
– Лучше даже, чем лорд Ланселет? – осведомилась Гвенвифар.
«Она только и ищет повода, чтобы произнести его имя, – подумала про себя Моргейна. – Но это меня он желал совсем недавно, а нынче ночью будет уже поздно… лучше уж так, чем разбить сердце Артуру. Если понадобится, я скажу Гвенвифар все как есть».
– Ланселет? – повторил Артур. – Он – лучший из наших всадников, хотя, на мой вкус, слишком уж бесшабашен. Вся молодежь, разумеется, от него без ума – гляньте-ка, даже твой малыш Гарет, тетя, бегает за ним по пятам, точно щенок, – ради доброго слова из его уст они на что угодно пойдут. Вот только в сравнении с Гавейном наставник он никудышный; бахвал ужасный, и пыль в глаза пускать любит. А Гавейн работает с молодыми неспешно, уверенно, от простого к сложному, шаг за шагом, чтобы никто по неосторожности не пострадал… Гавейн – мой лучший учитель воинских искусств. О, гляньте-ка, а вот и Ланселет верхом на жеребце, которого для меня объезжает… – И Артур внезапно расхохотался от души.
– Вот дьяволенок! – в сердцах выпалила Игрейна.
Ибо Гарет, точно мартышка, уцепился за кожаное стремя, да так и повис. Ланселет со смехом подхватил мальчишку, усадил перед собою и, пустив коня в галоп, во весь опор понесся вверх по склону холма к навесу, откуда наблюдала за состязаниями королевская родня. Конь мчался, сломя голову, прямо на сидящих, так что даже Артур непроизвольно охнул, а Игрейна, побледнев как полотно, отступила назад. В последний момент Ланселет сдержал скакуна, поднял его на дыбы и развернул кругом.
– Вот твой конь, лорд Артур, – с картинным жестом объявил Ланселет, одной рукою сжимая поводья, – а вот и твой кузен. Тетя Моргауза, забери маленького шалопая и выдери его хорошенько! – добавил он, спуская Гарета на колени к Моргаузе. – Шутка ли: жеребец его едва не затоптал!
Моргауза принялась выговаривать сыну, но мальчуган словно не слышал. Он не сводил взгляда со своего кумира: в синих глазенках светилось беззаветное обожание.
– Вот подрастешь, – рассмеялся Артур, шутливо потрепав малыша по щечке, – и я посвящу тебя в рыцари, и отправишься ты побеждать великанов и злых разбойников, и спасать прекрасных дам.