Верховная жрица
Шрифт:
– На кого они похожи?
– На мертвецов? – попробовала угадать Скуирелли.
– Да, Скуирл права. Они похожи на мертвецов.
– Ладно, согласен. На мертвецов... А на еще кого? – допытывался Римо.
Окружающие морщились, ерошили шевелюры, но тщетно. Никто не выдвигал никаких гипотез.
Наконец виновница торжества решилась:
– Они похожи на продюсеров.
Уильямс вздохнул.
– Они похожи на китайцев.
– Китайцы – мои друзья! – громко возмутилась Скуирелли. – Я когда-то гостила у них в стране. Это настоящий рай, где жизнь людей настолько тесно связана
– Тогда вы совершили туристическую поездку, разработанную для ОВП – особо важных персон. А теперь, когда вы объявили всему миру, что собираетесь освободить Тибет, китайцы решили вас убрать.
– Римо прав. – Мастер Синанджу показал на груду трупов. – Вот он, истинный Китай.
Скуирелли ошарашенно воззрилась на него.
– Истинный Китай мертв?
– Истинный Китай вероломен.
– Не верю! – заявила Скуирелли.
– Придется поверить, – резонно заметил Римо. – А теперь, пока вы еще не вызвали полицию, самое время нам слинять отсюда. Мы свое дело сделали.
– Зачем мне вызывать полицию? – удивилась Скуирелли Чикейн.
– Чтобы сообщить о совершенном преступлении. Тела следует отвезти в морг.
– Так у нас в Голливуде не делается, – возразила Чикейн. – Нам надлежит всячески рекламировать себя, а плохая реклама может только навредить.
– Не можете же вы оставить их здесь?!
– Но ведь скоро будет прилив, – вмешалась актриса, которой очень хотелось сыграть вампира. Она перестала лизать кровь и теперь, с помощью карманного зеркальца, старалась освежить ею цвет помады на губах.
Неожиданно словно из-под земли вырос Лобсанг.
– Да, – подтвердил он, – скоро начнется прилив. И эту бесполезную шелуху унесет в море. Отныне их обиталище в пучине.
Скуирелли, как малое дитя, захлопала в ладоши.
– Сказано чисто по-буддистски! Мне нравится, когда ты так говоришь, научи и меня этому!
– Слушайте, – буркнул Римо, бросая в кучу последнее тело. – Делайте, что хотите. Мы с Чиуном и так слишком здесь задержались. – Он повернулся к Чиуну: – Я прав, папочка?
– Мы выказали свое почтение сорок седьмому бунджи-ламе и оказали ей важную услугу. – Чиун поклонился. – Это наш дар вам, О Свет Воссиявший! Отныне правьте в мудрости и славе.
– Можешь за нее не опасаться, мастер Синанджу, – решительно вступил в разговор Кула. – Я позабочусь, чтобы бунджи прибыла в Лхасу живая и невредимая. И такая же розовенькая, как и сейчас. Прощайте.
Скуирелли помахала им рукой:
– Кале феб! Ступайте медленно. Или что там это значит? Никто не видел моего мундштука? Хорошо бы курнуть марихуаны.
По пути к машине Римо спросил у Чиуна:
– Что же произойдет теперь, когда китайское правительство узнает, что Скуирелли жива, а агенты китайской разведки мертвы?
– В правительстве поймут, что их послание получено. И надеюсь, им достанет мудрости поступить так, как подобает.
– Ты это имел в виду, когда говорил, что новости распространяются далеко?
– Не отрицаю.
– Сделай мне большое одолжение. Пусть весь этот эпизод останется между нами.
– Идет. Я и сам не заинтересован, чтобы император узнал насчет моей работы по совместности.
– По совместительству.
– И вряд ли ему следует знать, что я заработал много золота.
– Это золото запятнано кровью.
– Ты говоришь, как настоящий Буттафуоко, – буркнул Чиун, стоя у машины и притворяясь, будто смотрит на волны, в то время как Римо распахивал перед ним дверцу. Оставалось еще напомнить ученику, чтобы тот принес лаковые сундучки.
Глава 13
Доктор Харолд В. Смит прибыл на работу ровно в шесть часов утра. Человек он был весьма пунктуальный. Когда видавший виды фургон Смита въезжал в ворота, охранник обычно проверял часы, и, если разница составляла больше тридцати секунд, он ставил правильное время.
В вестибюль Смит входил ровно в шесть часов одну минуту. Если шеф в своей неизменной серой тройке не появлялся там в это время, стоявший на страже дежурный делал вывод, что он заболел.
Личный секретарь Смита знала, что шеф всегда выходит из дверей лифта ровно в шесть часов две минуты. Услышав характерный звук открывающейся двери, она даже головы не поднимала. Просто бросала ему вслед:
– Никаких звонков, доктор Смит.
Таким вот педантичным человеком был Харолд В. Смит, директор Фолкрофтского санатория – этакой небольшой частной клиники, затерявшейся среди тополей и дубов в Рае, штат Нью-Йорк.
Закрыв дверь с табличкой «ДИРЕКТОР», Харолд В. Смит приступал к той части своей работы, о которой знал только он один.
Итак, Смит опустился в потрескавшееся кожаное кресло перед двойной рамой, спиной к окну, откуда открывался великолепный вид на длинный пролив Атлантического океана – Лонг-Айленд-саунд. В этом были свои резоны: сидя таким образом, босс был надежно укрыт от любопытных глаз.
Он посмотрел на свой чрезвычайно аккуратно убранный письменный стол, убедился, что все лежит на своих местах – а стало быть, к нему в кабинет никто не проникал, – и нажал скрытую под столешницей кнопку. Часть столешницы слева отошла, и оттуда появился компьютер. Клавиатура сама встала на место, и Смит прошелся по клавишам своими длинными серыми пальцами.
Серый цвет был весьма характерен для него. Серые глаза под пенсне, серые волосы и сухая серая кожа. Он весь словно был воплощением серого цвета: бесцветный, ничем не примечательный, бюрократ до мозга костей.
Смит ввел лишь одному ему известный код, и на экране компьютера появился Билль о правах, который Харолд В. Смит прочитал как упоминание об ужасной ответственности, лежавшей на его серых плечах с того давнишнего дня, когда Президент Соединенных Штатов, которым он всегда восхищался, извлек из его недр Лэнгли [25] , чтобы предложить пост директора КЮРЕ, сверхсекретной организации, тогда еще не существовавшей.
25
Местонахождение штаб-квартиры ЦРУ.