Верховная жрица
Шрифт:
Министр государственной безопасности, поджидая, пока телефонист соединит его с Домом всекитайского собрания народных представителей, напряженно размышлял, как наилучшим образом объяснить премьеру постигшую его неудачу.
В цитатнике Мао не нашлось ничего подходящего. Во всяком случае, он не смог найти ничего подходящего.
Наконец в трубке послышался прокуренный голос премьера:
– В чем дело?
Министр безопасности растерялся. Говорить надо было ясно и в то же время дипломатично, ибо телефонная линия, вполне возможно, прослушивалась.
– Слушаю!
– «Когда старый человек потерял на границе свою лошадь, кто мог сказать, что это недоброе предзнаменование», – проговорил министр, надеясь, что конфуцианское речение не оскорбит слуха премьера.
К его удивлению, премьер также ответил ему конфуцианским речением:
– «Голова коровы не подходит к пасти лошади».
Министр государственной безопасности порылся в памяти, подыскивая подходящий ответ:
– «Когда оказываешься в месте, тебе незнакомом, должно следовать тамошним обычаям».
– Так, – сказал премьер. – Я слышу гром среди ясного неба. Сколько человек сопровождают красную шляпу?
Вопрос был прямой. И отвечать следовало тоже прямо.
– Одна-две тысячи. Не знаю, как принять такое количество посетителей в соответствии с моими нынешними инструкциями.
Итак, кот выпущен из мешка. Министр государственной безопасности ждал ответ.
– Сколько телекамер запечатлевают это событие?
– Сколько телекамер? Ни одной.
– Ах вот как, – удивился премьер. Какое-то время в трубке слышалось его хриплое натужное дыхание. Говорят, он слишком много курит.
Ястребы политбюро уже внимательно следили за премьером, но он еще не исчерпал всех своих возможностей.
– Помните старую пословицу: «Убей обезьяну, чтобы испугать кур»?
– Да.
– Я не сомневался, что вы помните. – Этими словами премьер закончил разговор.
Целых полминуты министр прислушивался к гудкам на линии, прежде чем наконец решился дрожащей рукой повесить трубку.
Здесь, в своем кабинете одной из самых могущественных резиденций в Пекине, ему предстояло принять чрезвычайно трудное решение.
Одно дело – отравить бунджи-ламу на индийской земле и бросить тень подозрения на его соперника, другое дело – организовать убийство новоявленного Будды на тибетской земле. Если дела пойдут плохо, вся вина будет возложена на министерство государственной безопасности. Надвигающаяся буря грозила вырваться далеко за пределы страны.
И не было ни клочка бумаги, ни одного записанного обрывка разговора, чтобы подтвердить, что он, министр, действует в соответствии с приказом премьера.
И все же приказ должен быть выполнен, в противном случае министр государственной безопасности рискует потерять поддержку одного из всемогущих людей в Китае, хотя уже пополз шепоток, что вряд ли ему удастся прожить дольше, чем немолодому кролику.
Хуже всего – когда не знаешь, что делать.
Глава 20
Подъем в горы через перевал Гурла давался бунджи-ламе очень нелегко. Голова у нее прямо-таки раскалывалась от боли. Через каждые двести – триста футов она останавливала процессию и укрывалась за какой-нибудь ближней скалой, чтобы извергнуть содержимое своего желудка.
– Бунджи-лама разделяет все наши страдания, – перешептывались ее приверженцы. – Сама, добровольно!
Так позднее было написано в летописи, но в первые дни пребывания бунджи-ламы в Тибете она переносила жестокие муки и беспрестанно жаловалась, хотя летопись об этом не упоминает.
– Ни у кого нет экседрина-форте? – выкрикнула Скуирелли, с помощью услужливых рук выбираясь из паланкина, позолоченная крыша которого защищала ее от жгучего солнца и стихий.
– Вы должны превозмогать свои мучения, – наставлял ее Лобсанг Дром.
– Но что со мной? Я не могу удерживать съеденное, а голова моя трещит так, будто по ней барабанят тяжелый рок.
– Горная болезнь, – объяснил Кула, хлопая себя по груди. – Вы дышите священным воздухом Гималаев. Он очень полезен для вас.
– Я чувствую себя так, будто вот-вот умру, – простонала Скуирелли Чикейн, бросаясь на шелковые подушки.
– Если вы умрете, – подстерег ее Лобсанг Дром, – в следующей вашей жизни вам придется повторить это путешествие.
– И не напоминайте мне об этом, – проскулила Скуирелли, зарываясь головой в кучу подушек. – До чего болит, просто мочи никакой нет!
Паланкин вновь запрыгал по горным тропам, за ним следовали тысячи людей, непрестанно вращая тысячами молитвенных колес.
– Ом мани падме хум [28] , – монотонно тянули голоса.
28
Буддийская священная формула «Сокровище в лотосе».
– Прикажите им замолчать, – заскрежетала зубами Скуирелли.
– Нельзя. Они взывают о защите от горных демонов и китайцев.
– Кто из нас бунджи-лама – я или ты? Скажи им, чтобы замолчали!
– Это невозможно, – упрямо повторил Лобсанг Скуирелли открыла свои налившиеся кровью глаза и села. Позывы к рвоте не утихали. Ей еще никогда не было так плохо с тех самых пор, как она пересекла таинственный барьер, рассекающий жизнь надвое.
– Ты простой актер в этой пьесе, а ведешь себя как директор, – обиделась она.
– Тебе предстоит многому научиться, бунджи.
Лицо тибетца так и лучилось самодовольством.
Скуирелли порылась в своем кошельке: не завалялось ли там таблетки аспирина? Лекарства она не нашла, зато обнаружила недокуренную сигарету в золотом мундштуке.
– Нет у кого-нибудь огня? – спросила она, протягивая из паланкина окурок.
Подошел какой-то тибетец и попробовал на ходу зажечь сигарету кресалом. Через три минуты сигарета все-таки затлела.
Выпуская дым в разреженный воздух «крыши мира», Скуирелли сосредоточенно думала о том, что ей предстоит сделать.